– Учитель, – морща лоб, медленно выговорил Ворон. – Я твой оберег видел… и понёвы у баб… В Торожихе, на купилище. Вы – дети Облачной Птицы, ваши имена от туч и ветров… Нагон, Меженец, Голмяна… Агрым – Полуночник по-нашему…
– Полуночник, – смакуя непривычное произношение, повторил Ветер. – Вот как, значит.
Ворон добавил с горячностью:
– Люди живы, расспросить можно. На любой торг приехать!
– Я, наверно, всё тот же сын неразумия, – задумчиво проговорил Ветер. – Я бывал рядом, но на Коновой Вен не ходил никогда.
– Почему?
– Потому, что всегда находилось ещё одно важное дело, которое нужно было исполнить. И ещё… не знаю. Может, боялся.
– Боялся?..
– Да. Новой ложкой я всё мечтал себе родню с той стороны, а как повзрослел… – И Ветер, по обыкновению, без труда прочёл мысли ученика. – Ты ведь хочешь небось когда-нибудь домой завернуть?
– Ну…
– Вот и «ну». А представь: ты пришёл… Бабку схоронили, мать младшеньких нарожала, отец сына-моранича знать вовсе не хочет, а брат за себя девку взял, которую тебе прочили. Не боязно?
Ворон так и вскипел. «Да не может быть, чтобы атя!.. И бабушка всех вас переживёт! И Светел… Это Ишутку, что ли? Светел…»
Отрава незаметно поползла в душу. «А если действительно…»
Вдруг вспомнилась внезапная ревность брата, их глупая ссора как раз перед появлением котляров. «Я его обозвал… понял ли…»
Стало холодно и неуютно. Тот взгляд Светела…
Ветер внимательно следил за учеником.
– Вот и я о том, – проговорил он.
Глаза Ворона вдруг блеснули в потёмках шальной празеленью.
– Учитель, воля твоя… Если бы ты позволил… Я сопроводил бы тебя!
– Опять сопроводил? Куда ещё?
– К нам. На Коновой Вен.
– Чтобы твои соплеменники копья на тебя обратили: врага привёл?
Ворон упрямо наклонил голову:
– В твоём роду скажут: вот ещё один сын, потерянный и обретённый.
Ветер очень долго молчал.
– Теперь ты понимаешь, – сказал он затем. – Когда я увидел тебя в Житой Росточи, я узрел перст Владычицы. Я даже закон попрал, лишь бы ты ушёл оттуда со мной. И отца твоего не убил, когда он вздумал противиться… Я не устану благодарить Правосудную за то, что удержала меня. Его кровь стала бы стеной между нами, а я этого не хотел.
Сулёнка была услужлива и болтлива, но не очень умна. От её трескотни у Надейки разболелась голова, а толком понять удалось, по сути, одно. Ворон их всех там здорово напугал. Даже Кобоху. И Сулёнка, прежде не упускавшая случая щипнуть безответную пигалицу Надейку, смотрела на неё теперь, как на царевну какую. Не приведи Боги разгневать!
Такое с хорошей напужки только бывает.
Но чтобы Ворон? Кобоху куда-то там засадил? От страха обмараться заставил?..
Сам он никого не боялся, это Надейка очень хорошо знала. И убить мог, да. Ей рассказывали о погребении Мотуши. Но пугать?..
А ведь пожалуй…
Он и ей труса задал, когда влетел одичалый, весь чёрный, с лютыми и шальными глазами… взял рубаху выше пупа задрал…
Откуда в нём эта жуть? Может, она только думала, что знает его?
Верить не хотелось. Надейка мотнула головой, дунула в кугиклы.
И те вдруг отозвались, едва ли не в самый первый раз. Пропели нежно, грустно и ласково. Словно вступились за своего делателя. «Ты о чём, Надейка? О чём?..»