– Может быть, поужинаем вместе? – игриво предложил он.
– Лучше посоветуйте, как снять номер в гостинице.
Я слышала, это непросто.
– Вы что же, в самом деле не москвичка?
– А разве незаметно?
Лошаков почувствовал, что подоспела минута для изящного комплимента.
– Вы так хороши собой, Вика, что как-то не думаешь о том, москвичка вы или провинциалка. У вас редкостная, магнетическая аура. Поверьте, я знаю, что говорю.
– Хорошо, если моя аура подействует на администратора гостиницы. А если нет?
Она смотрела на него с откровенным дерзким вызовом: ну же, решайся, мужик! Ее глаза манили так далеко, в такие истомные миры, где Лошаков и в помыслах не бывал. От внезапного сердечного стука у него перехватило дыхание.
– Мы могли бы пойти ко мне… Нет-нет, не подумайте ничего плохого! Я вам совершенно безопасен. Но это самое разумное. В гостинице такую девушку… И потом, разве мы не подружились немножко?
– Я слышала, – холодно заметила Вика, – что некоторые мужчины прикидываются овечками, заманивают неразумных девочек в гости, а после насилуют и растворяют труп в ванне с серной кислотой.
– О Боже! – Лошаков увлек Вику на скамейку напротив кафе "Марс", нервно закурил, – Да кто вам нагородил такой чепухи? По-вашему, я похож на злодея?
– Это и настораживает. Злодеи похожи на злодеев только в кино. В жизни это симпатичные мужчины.
Иначе какая дура на них клюнет.
– Если на то пошло, – свирепо возразил Лошаков, – то ведь я тоже совсем вас не знаю. Вдруг вы какая-нибудь воровка?
– После этого, – сказала Вика, – нам вообще лучше расстаться.
Андрей Платонович докурил сигарету до фильтра и аккуратно опустил окурок в урну:
– Хочу быть с вами откровенным. Вика. Я был женат однажды, но неудачно. Жена моя была не то что прохиндейка, но как-то не любила меня. Да и я тоже… в общем, жили по инерции… Вы представить себе не можете, что это значит: десять лет подряд ложиться в постель с чужим, даже как бы враждебным тебе человеком. Наелся этого дерьма досыта, на всю жизнь хватит…
И вот сегодня с вами уже два часа, как мы гуляем… я вдруг снова почувствовал себя молодым, ощутил какой-то, знаете ли, подъем в душе. Хочется шутить, озорничать… Мне тяжело от мысли, что мы вот так просто возьмем и расстанемся… Наверное, звучит по-дурацки?
– Нет, не по-дурацки. Очень убедительно. Вы так красиво объясняетесь в любви. Мальчишки так не умеют. Им бы только удовольствие справить, а там – хоть трава не расти.
– Вы это уже говорили, Вика. Но я, увы, далеко не мальчишка.
– И вы не думаете ни о чем таком? Только если честно?
– Давайте переменим тему. Что бы я ни думал, опасаться вам, повторяю, нечего. Я же не маньяк какой-нибудь, в конце концов.
– Тогда чего мы ждем? – спросила Вика. – А ванна у вас есть? Я все-таки в поезде ночевала…
* * *
Лошаков гордился своим просторным жильем с высокими сталинскими потолками. Содержал квартиру в воинском аккурате: ничего лишнего, и каждая вещь, каждая книга на своем определенном месте. Этот порядок он завел как бы в пику бывшей жене, которая чувствовала себя уютно только в полном бедламе. Вике квартира понравилась.