Во дворце Платоша выглядел каким-то усталым. Да, он улыбался – ему ведь так идет улыбка! – но выходило это как-то вымученно. Выпил он, конечно, довольно много, я бы сказала – слишком много, только усталость его была связана не с этим. Она переполняла его с первых минут пребывания на банкете.
Например, его не радовала презентация блюд, когда десятка два официантов носили по залу запеченного поросенка на блюде, за ним на блюде же осетра и еще много чего, чему я даже не знаю названия. Я спросила Платошу, не заболел ли он, но он сказал, что чувствует лишь легкое недомогание.
С нами за столом сидел отставной адмирал – доброжелательный дядька, следивший за тем, чтобы ни один тост не прошел без выпитой рюмки. Спустя полчаса Платоша спросил нашего соседа, правда ли, что у того времени – как у адмирала в отставке. Адмирал ответил, что чистая правда. Улыбался, демонстрировал белизну искусственных зубов. Вскоре Платоша повторил этот вопрос еще раз, а затем еще, но адмирал отвечал на это так же доброжелательно, как в первый раз.
Жаль, что обещанный тост не состоялся в начале вечера – тогда бы он больше соответствовал тому, что планировали газовики. Но поскольку тост был задуман как кульминация, прозвучал он уже ближе к концу. Когда Платоша предложил выпить за воюющих со льдом супругов Жабченко, большого протеста в зале это не вызвало. Я даже не уверена, что все его тост услышали. Интересно, что супруги Жабченко, сидевшие в дальнем конце зала и кричавшие громче всех, – услышали. Их не удивило, что после скандала с попаданием на банкет теперь в их честь провозглашают тост. Не удивила даже объявленная их война со льдом. Они встали и раскланялись.
А гонорар мы все-таки получили.
В моей прежней квартире я иногда чувствую себя будто на острове – среди моря чужой жизни. Бедный Робинзон Крузо.
Иннокентий меня всё больше беспокоит.
Его движения становятся всё менее уверенными.
Иногда я вижу, как его на ходу слегка заносит.
Если не присматриваться – не заметишь. А я присматриваюсь. Хочу угадать путь, понять, как дальше будет развиваться дело.
Но проблемы не только двигательные. Мне кажется, у него начали возникать нарушения в оперативной памяти. Если он вдруг отвлекается во время речи, то зачастую теряет мысль.
Пока я не хочу говорить об этом ни с ним, ни с Настей. Не хочу их пугать. Всё еще надеюсь, что это временное.
И этот корпоратив газовиков. Я понимаю, что причина для путаницы была алкогольная. И всё же не нравится мне этот случай. Как можно было забыть то, что накануне учил весь вечер?
А сам корпоратив – Настина затея. Сколько бы они оба меня ни убеждали, что она здесь ни при чем, носом чую: Настя придумала.
Хочется дать ей по башке, но воздерживаюсь. Она забавная.
Гуляли сегодня по кладбищу Александро-Невской лавры. Я вообще люблю гулять по кладбищам. Настя вот не любит. Однажды во время прогулки она сказала, что там ее терзает мысль: наше счастье когда-нибудь кончится. Оно когда-нибудь и кончится, отвечаю, может быть, даже скоро – всякое ведь на свете бывает. Сказал – и пожалел: Настя заплакала. Как-то даже на нее не похоже.