– Но крайне опасное, – краевед стал серьезным. – Цензура была в шоке. И тут же Маева заподозрили в антисоветских взглядах. Да еще и Чацкого играл некий актер из его труппы по фамилии Швайдер.

– Немец? – удивился охотник за привидениями.

– Обрусевший немец, – уточнил Борис Львович. – И к этому немцу Маев благоволил. А Печорина играл Маев-младший, сын руководителя театра. Так в светлых умах власть имущих сложилась целая преступная группировка. И это могло бы закончиться тюрьмой и для Маева, и для его близких, если бы тот самый Швайдер не погиб. Так как он, с точки зрения властей, был самым опасным элементом, то его смерть хоть как-то сняла подозрения и неминуемые жесткие репрессии с остальных заговорщиков.

– А как он умер? – Стас даже наклонился вперед, ожидая ответа.

– Вот этого не знаю, – с сожалением ответил ему краевед. – Покончил с собой. Но подробности мне неизвестны. После его смерти руководителя сняли, а труппу отправили на гастроли. А впоследствии все пятеро заговорщиков, кто уехал с театром, больше не получали ведущих ролей.

– Еще пятеро? – удивился гость. – Это кроме Швайдера и Маева-старшего? Кто же они?

– Маев-младший, – вспоминал Борис Львович. – Некий Вадим Драгунов, Аглая Орловская, Ирина Ланская и Максим Кудряшов. Все они были очень талантливыми людьми. Аглая и Максим были оперными исполнителями, остальные – драматическими артистами. Кстати, после них несколько лет и «Горе от ума», и «Героя нашего времени» ставили в классическом стиле. А потом Феликс вернул городу прежнего Чацкого. Вслед за этим он сыграл и прежнего Печорина. Но это уже в период оттепели.

Ксюша еще раз посмотрела сообщение от Митьки, где были перечислены все имена. Надо отдать парню должное: он отлично играл свою роль координатора – мгновенно рассылал всем членам команды любые новые важные сведения по делу. И вот Стас только возвращается домой со встречи, а у нее уже вся информация.

Улыбнувшись своим мыслям, Ксюша постучала в дверь кабинета нынешнего художественного руководителя Драматического театра, а потом вошла.

– Марья Константиновна? – обратилась она к симпатичной женщине, сидящей за массивным красивым столом. – Здравствуйте. Можно к вам на несколько минут?

Женщина кивнула и приветливо улыбнулась. Ей было явно за пятьдесят. Но она оставалась удивительно красивой. Убранные в замысловатый узел серебристо-белые волосы, открытое интеллигентное лицо. Тонкие кисти со свежим маникюром и парой дорогих перстней. Аккуратный бежевый брючный костюм. И никаких странных декольте и коротких юбок, кричащих тонов и макияжа в стиле диско.

– Проходите, милочка, – приветливо предложила Марья Константиновна. – Чайку?

– Спасибо, – Ксюшу искренне растрогал такой прием. – Я…

– Знаю-знаю, – женщина лукаво улыбнулась. – Вы расследуете это странное дело в филармонии. Надо же! Ей хватило ума включить в программу арию из «Снегурочки»!

– Откуда вы все знаете? – удивилась Ксюша.

– Не поверите! – Марья Константиновна всплеснула руками. – Но еще год назад мы с филармонией были почти одной семьей. Актерской семьей, как когда-то восемьдесят лет назад. Мы дружили с прошлым директором. И все фестивали, и их, и наши, мы проводили вместе. Мы даже делали совместные абонементы, чтобы люди могли посещать и филармонию, и наши спектакли. Очень взаимовыгодная дружба. В финансовом плане и в личном. А потом… Случилась Зинаида Федоровна.