Вилли озадаченно встряхнула головой:

– Три? Но я знаю только про Лэситера.

– Кого еще убили?

– Полицейский в Сайгоне, – ответил министр, – убит этой ночью во время ночного дозора.

– Не вижу связи.

– И еще один труп, прошлой ночью. И опять – перерезали горло.

– Вы что же, собираетесь обвинять нас во всех убийствах в Сайгоне?! – возмутилась Вилли. – Да мы никогда и не знали тех, других!

– Однако вы виделись с одним из них вчера, или вы забыли?

Гай неподвижно глядел в одну точку:

– Жерар.

Стрекотание цикад резко усилилось, потом внезапно смолкло, и вся ночь погрузилась в тишину.

Министр Транх уставился на дальнюю стенку, словно ожидая, что на заплесневелых обоях появится какое-то послание.

– Вы знакомы с вьетнамским календарем, мисс Мэйтленд? – спросил он мягко.

– С вашим календарем, – переспросила она, нахмурившись и не понимая внезапного поворота в беседе. – Он… он такой же, как китайский, разве нет?

– Прошлый год был годом дракона, считается, что он приносит удачу. Это год детей, семейного счастья. Но теперь на дворе не Дракон, а… – Он покачал головой.

– Змея, – произнес Гай.

Министр Транх кивнул:

– Змея. Опасный знак, предвестник беды, голода, смерти. Год провалов.

Он вздохнул, и голова его повисла, словно шея, ослабнув вдруг, отказалась держать ее дальше.

Он долго сидел так, в тишине, и его седые волосы трепал вентилятор. Потом он медленно поднял голову.

– Отправляйтесь-ка домой, мисс Мэйтленд, – сказал он, – этот год не ваш, и место не ваше, отправляйтесь домой.

Вилли представила, как было бы просто сесть на тот самолет до Бангкока, с тоской подумала про те простые удобства, от которых ее отделял один-единственный полет на самолете. Душистое мыло, чистая вода и мягкие подушки. Но другой образ тут же вмешался в поток воображения: лицо Сэма Лэситера, уставшее и издерганное, на фоне заката. И та вьетнамка, его женщина, умоляющая сохранить ему жизнь. Все эти годы Лэситер жил в тиши и безопасности в речном городке. А теперь он мертв. Как Валдес, как Жерар. Это была правда, думала она, где бы она ни появлялась, повсюду за ней тянется кровавый след. И она даже не знала точную причину этого.

– Я не могу улететь домой.

Министр поднял бровь.

– Не можете или не полетите?

– Меня пытались убить в Бангкоке.

– Здесь вам будет ничем не лучше. Мисс Мэйтленд, нам бы очень не хотелось силой выдворять вас из страны, но вы должны понять, что ставите нас в очень неловкое положение. Вы гость в нашей стране. Мы, вьетнамцы, привыкли уважать гостей, они для нас святое. И если вас, нашего гостя, вдруг найдут мертвой, это будет… – Он сделал паузу и закончил шутливым тоном: – Негостеприимно.

– Виза у меня в порядке, я хочу остаться, я должна остаться. Я собираюсь еще и в Ханой.

– Мы не можем гарантировать вашу безопасность.

– А я и не прошу, – сказала она и добавила устало: – Никто не может этого мне гарантировать, никто и нигде.

Министр посмотрел на Гая, отметил расстроенное выражение его лица:

– Мистер Барнард, вы конечно же сможете убедить ее?

– Но она права, – произнес Гай.

Вилли подняла глаза и увидела в лице Гая беспокойство, неопределенность. Ей стало не по себе оттого, что даже он, Гай, пребывает в тупике.