– Смотрите не уезжайте никуда, хорошо? – сказал Гай водителю. – Самолет вылетает в четыре утра, значит, нам надо выйти около…
– Я еду в Кантхо, – сказала Вилли.
Гай покосился на нее через плечо.
– Что?
– Я сказала, что собираюсь ехать в Кантхо, ведь ты сказал, что отвезешь меня.
Он помотал головой:
– Кое-что изменилось…
– Ничего не изменилось!
– Стало слишком опасно.
– Но при этом ничего не прояснилось, как было все запутано, так и осталось.
Гай повернулся к водителю:
– Извините, я на минутку, просто попытаюсь донести кое-что до этой женщины.
Но Вилли уже встала.
– Не старайтесь, ничего не получится.
Она проследовала в ванную и заперла за собой дверь.
– Я же дочь Дикаря Билла, разве забыл? – прокричала она.
Водитель с сочувствием посмотрел на Гая:
– Я буду ждать в машине.
Дорога, ведущая из Сайгона, была забита грузовиками, в основном старыми и коптящими. В открытое окно машины несло дымом, нагретой дорогой и гнилыми фруктами. Вдоль дороги тянулась вереница из крестьян, на фоне ярко-зеленых рисовых полей выделялись их конусообразные шляпы. Позади уже были пять часов дороги и два парома, когда Гай и Вилли стояли на пристани Кантхо и взирали на рассекающие мутные воды реки Меконг бесчисленные лодки. Женщины на реке гребли и качались на волнах в своеобразном изящном «танце с веслами».
А на берегу кишел жизнью, шумно переливался в сумятице городской рынок. Школьницы, сверкая на солнце косичками, проносились туда-сюда на велосипедах. Грузчики перетаскивали в лодки тюки с рисом, ящики с дынями и ананасами. Оглушенная суматохой, Вилли безрадостно спросила:
– И как же мы собираемся его тут искать?
Ответ Гая не придал уверенности, лишь пожав плечами, он сказал:
– А что, так трудно?
Оказалось еще как трудно. Везде они слышали одно и то же: «Высокий мужчина? – переспрашивали люди. – Блондин?» – и все как один в недоумении качали головой.
Наконец Гая осенила мысль, и они направились к портняжным мастерским.
– Лэситер мог перекрасить волосы или побриться наголо, – сказал он, – но чего человек скрыть не может, так это рост. А в этой стране с ростом в шесть и четыре пришлось бы заказывать себе одежду у портного.
В первых трех лавках им ничего не удалось узнать, и у них уже начали опускаться руки, когда они зашли к четвертому по счету портному, втиснутому в гряду бараков с жестяными кровлями. Внутри, в полумраке, словно в пещере, склонившись над ворохом искусственного шелка, сидела пожилая портниха. Вопроса Гая она, похоже, не понимала, тогда Гай нетерпеливо достал ручку и нацарапал на клочке газеты несколько слов по-вьетнамски. Чтобы придать больше смысла написанному, он набросал длинную фигуру человека. Глаза женщины скосились на рисунок, она долго сидела так, не произнося ни звука, пальцы ее продолжали обшивать края материи.
Затем она подняла глаза на Гая и молча и мрачно уставилась на него. Гай понимающе кивнул и, достав из кармана двадцатидолларовую купюру, положил ее перед ней на стол. Не веря своим глазам, она уставилась на деньги. Американские доллары – для нее это было целое состояние.