— Мне нельзя сегодня, — деловито сказала она после особо затяжного поцелуя.

— Да я не рвусь, — успокоил Свиридов. — Знакомство.

— Знакомство можно.

Несколько стихийно образовавшихся пар уже укрывались в смородине и за гаражом. Запахло росой, скошенной травой, смородинными листьями. Контингент постарше перешел на советские песни.

— Светит незнакомая звезда-а-а! — неслось от костра. — Снова мы оторваны от до-о-ома…

Свиридов, чья злоба прошла, а страх притух, почувствовал вдруг невыносимую жалость к этим людям. У них все время что-нибудь отнимали, а они все умудрялись любить жизнь и то, что им предлагали вместо нее. Кому они что сделали, в конце концов, перед кем провинились, что их занесли в идиотский список? Теперь небось в Анталью не выехать. Сидят на садовом участке, умудряются быть довольными. «Светит незнакомая звезда»… Ехали, куда прикажут, срывались с места, были счастливы. Еще и пели. «Надежда, мой компас земной». Какой ужас, что они умудряются надеяться. Пойти и сказать им, чтоб не надеялись ни на что. Надежда — худший компас, обязательно заведет в бездну, и, падая в бездну, все еще будут надеяться. Марина в нетерпении тянула его к себе, но ему не хотелось ничего делать с Мариной. Опьянение вошло в элегическую фазу, он всех жалел.

— Эх, Маринка, Маринка, — сказал он. — Хорошие же люди.

— Я из Краснодара сама, — сказала она, не понимая, о чем речь. Она-таки крепко набралась. Он и сам крепко набрался, но ясности ума не утратил. Подойти к костру, сказать им всем, что они прелестные люди, что он рад разделить с ними список… «Ты ж мене пидманула», — грянули они. Хорошие советские люди, которым ничего не сделалось, вот они, все тут как тут. Маринка стала рассказывать про Краснодар, как она там училась в балетном. Когда они со Свиридовым вернулись к костру, список уже частично разбрелся — кто-то ушел на станцию к вечерней электричке, кто-то храпел на веранде.

— Сергей! — окликнул его кто-то.

— Ау! — дурашливо отозвался он.

— Здравствуйте, я Борисов. Лева Борисов. Вы небось не помните меня?

— Нет, не помню. А откуда?

— А я у вас однажды на «Родненьких» юридическую помощь оказывал. Я адвокат, цивилист. Вам не надо?

У списка были свои преимущества, хорошо, если найдется стоматолог или водопроводчик.

— Пока без надобности, — сказал Свиридов. — Хотя скоро, наверное, вы нам всем понадобитесь.

Борисов одобрительно усмехнулся.

— А ничего тут у нас, а?

— Да отлично, — сказал Свиридов. — Разве б иначе собралось столько хороших людей?

— Ездить будем, выпивать, — продолжал адвокат. Он был хитрый, но доброжелательный, словно предлагал свою хитрость как орудие в борьбе против темных, но неизменно тупых сил. Зло всегда тупо, потому-то мы и живы.

— А у вас какое мнение — почему нас всех это… сюда?

— Почему вы думаете, что я знаю? — трезво спросил Борисов. Он подошел к перилам веранды, и Свиридов разглядел его по-настоящему: толстый, но сильный, он знал этот тип. Круглая, наголо бритая, но не лысеющая голова. Что ж он, бреется, чтобы братки за своего держали? Но вроде цивилист…

— Мало ли, адвокаты всегда все знают…