– Сильнее, – со стоном просит она.

Продолжая ее трахать, направляю руку Уинтер к клитору. Она быстро поглаживает себя, скулит все громче. Мои движения становятся жестче. Ощущая дрожь ее тела, еще сильнее тяну за ремень.

Девушка вскрикивает. Сделав три резких толчка, я кончаю почти сразу же после нее. Каждая моя мышца горит от напряжения.

О боже. Все тело будто пылает, наслаждение взрывной волной распространяется по животу. Я отпускаю ремень, чтобы не сломать ей шею, и Уинтер падает вперед на бортик бассейна, постанывая и тяжело дыша. Разомкнув пальцы, замечаю, что мои ногти впивались в ее кожу. Она тихо хнычет, когда я выскальзываю из нее, но не отдаляюсь. Наклонившись, упираюсь лбом в ее спину.

– Я люблю тебя.

Уинтер не отвечает. А я слишком изможден, чтобы продолжать этот фарс.

– Ладно, ладно, – признаю. – Да, возможно, я пригрозил твоему хореографу… – пытаюсь подобрать слова, которые не выведут ее из себя, – ампутацией определенных конечностей. Мне не нравится, когда он кладет свои руки туда. Только я могу трогать тебя там.

Ему не обязательно хватать ее за внутреннюю поверхность бедра так высоко, ради всего святого. Мне плевать, как называется эта поддержка и что хореограф гей. Нет уж.

– Все должны знать, черт побери, – поясняю я. – Они будут уважать тебя, они будут уважать меня, чтобы к тому моменту, когда Иварсен подрастет и начнет все понимать, не пришлось напоминать им снова. – Выпрямившись, я разворачиваю Уинтер, направляю ее ноги вокруг своей талии, и мы вместе отплываем. – Единственный человек, способный поставить отца Ивара Торренса на колени, – это мать Ивара.

Я хочу, чтобы меня все уважали. Он не смеет лапать мою жену подобным образом. Если для этого нужно вселить в них страх – ну и пусть.

Она поджимает губы и сдвигает их вбок. Судя по всему, Уинтер не в восторге, однако уже не сердится.

Потершись носом об ее нос, прошу:

– Прости меня?

Выдохнув, девушка медленно кивает.

Я облегченно улыбаюсь.

– Значит, поговоришь со мной?

Но в ответ она отрицательно качает головой.

Зарычав, отпускаю ее и отталкиваюсь назад.

– Раз дело не в этом, черт, тогда что я натворил? – Я шлепаю ладонью по воде. – Проклятье!

Уинтер встает на ноги и сухо отвечает:

– Ты выиграл пари.

После этого она отворачивается, на ощупь находит бортик и выбирается из воды.

Пари…

Меня осеняет всего через мгновение. Я понимаю, о чем говорит Уинтер. Пари. Грудь распирает от радости, губы растягиваются в улыбке. Нырнув к краю бассейна, догоняю ее.

– И ты позволила мне так тебя трахнуть? – отчитываю девушку, выпрыгнув наружу и опять подхватив ее на руки.

Уинтер обвивает меня руками и ногами. Я смотрю на ее прекрасное лицо, пока она снимает вуаль и ремень.

– Да, потому что сама в этом нуждалась, – признается она со смущенным выражением на лице. – Ты же знаешь, я не могу оторваться от тебя, особенно в первом триместре.

Засмеявшись, сильнее сжимаю ее в объятиях. Вообще-то я даже не думал, что у меня получится. После рождения Иварсена я не хотел останавливаться. Ну, знаете, родить детей до тридцати лет, воспитать их и отправить в колледж после сорока, когда мы будем еще довольно молоды, чтобы, получив дом в свое полное распоряжение, предаваться разврату?