– У вас разве заночевать сегодня?

– Сделай милость, морэ, – подумав, сказала Варька.

Митро коротко взглянул на нее, кивнул и ускорил шаг.

Макарьевна в эту ночь не дождалась, по обыкновению, своих постояльцев: ее раскатистые рулады, слышные даже на улице, казалось, сотрясают дом. Варька вошла в сени первая, скользнула в горницу, на ощупь нашла свечу, спички, запалила огонь.

– Эй, где вы там? Данка, Дмитрий Трофимыч, проходите!

Данка медленно прошла мимо нее в свою комнату и прикрыла дверь. Вскоре оттуда пробился дрожащий свет керосиновой лампы, послышался шорох одежды. Варька, не снимая полушубка, присела было на сундук в углу, но тут же вскочила: мимо нее, грохоча мерзлыми валенками, прошагал Кузьма. Бешено ударила о стену тяжелая, разбухшая дверь.

– Морэ, подожди! – кинулась к нему Варька.

Кузьма остановился на миг, повернулся, резко отстранил, почти оттолкнул Варьку и вошел в комнату к жене, захлопнув за собой дверь.

Данка, которая стягивала через голову платье, услышала стук и вынырнула из волн малинового муара: сердитая, бледная до синевы под глазами, с рассыпавшейся прической. Увидев мужа, она отвернулась.

– А, ты…

– А ты кого ждала? – сквозь зубы бросил Кузьма, приближаясь. – Поляка своего?

Данка, не ответив, усмехнулась краями губ, отбросила за спину распустившиеся волосы и занялась платьем. Кузьма с минуту стоял неподвижно, молча, глядя дикими глазами на то, как жена бережно, словно живое, укладывает платье на спинку стула. Затем тихо спросил:

– Кто он? Давно знаешь его?

– Никто. Вовсе не знаю.

– Не знаешь? – повысил он голос. – Отчего же он тебе платья дарит? Деньги такие платит за тебя?!

Данка, не оглядываясь, пожала плечами:

– Его воля. Может статься…

Она не договорила: Кузьма метнулся к ней, сорвал платье со спинки стула и дернул расшитый лиф так, что тот, жалобно затрещав, порвался до самой юбки. Данка беззвучно ахнула, схватившись за щеки. Жалобно сказала:

– Ой, скоти-ина…

– Что?! – Кузьма отбросил испорченное платье, схватил Данку за руку, заставил встать. Она, зашипев, отпрянула было в сторону, но муж поймал ее за распущенные волосы – и ударил. Наотмашь, по лицу, сразу же разбив губу. Потом еще раз. И еще.

От последней оплеухи Данка упала на пол. Медленно поднялась, не глядя на Кузьму, размазала по подбородку и щеке кровь, устало, без злости усмехнулась:

– Ну, все иль нет? Отвел душу-то?

Кузьма молчал, опустив голову. Данка отчетливо слышала его тяжелое дыхание и понимала: в любую минуту он может ударить ее снова. От боли звенело в ушах, но ни страха, ни обиды она не чувствовала. Только бесконечную усталость и отвращение. И еще было безумно жаль пропавшего платья. Облизнув разбитую губу, Данка нагнулась за ним, подняла, рассмотрела лиф. На самом видном месте… Нет, не починить. Только на помойку теперь…

– Данка… – послышался хриплый голос мужа.

Она повернула голову. Кузьма стоял, держась рукой за стену, словно пьяный, исподлобья смотрел на нее. Данка усмехнулась. С нескрываемой досадой спросила:

– Ну, чего тебе еще? Или бей дальше, или поди вон. Я еле на ногах держусь. Такое платье испоганил, аспид…