– Мам, почему именно мне досталась такая судьба? В чем я перед богами виновата?

Она повернулась полубоком, ответила нехотя:

– Не хотела бы себе такой судьбы – родилась бы мальчиком! А теперь-то чего ныть? Хорошо, если женой великого князя станешь. Так хотя бы не пришибет в порыве злости. Может быть.

Я очень боялась, что после этого она уйдет. А ведь это конец. На рассвете – в Центрину, там – в университет, а оттуда меня уже будущий супруг заберет окончательно. Я родных уже вряд ли когда-то увижу.

– Если ты мне мать, то хоть раз в жизни обними, – попросила я жалко, поскольку испытывала потребность получить каплю тепла и поддержки прямо сейчас. Неизвестно, станет ли эта капля тепла вообще последней в моей жизни.

– Мать, – заверила она и отвернулась, желая побыстрее покинуть спальню. Но все же задержалась и добавила тише: – Тебе теперь матерью не стать, потому никогда меня и не поймешь. Намного проще вытравить из себя любую нежность, если ребенок уже при рождении обречен. Если бы я с этой задачей не справилась, то сейчас бы с ума от ужаса сходила и рыдала бы рядом. Всегда проще думать, что ты вообще не рождалась, чем с этим жить. Поплачь вдоволь, Айса, здесь тебе это хотя бы не запрещают.

Плакала я на мягком животе няньки. Старуха поглаживала мои волосы и часами терпела мою истерику. А я все прижималась к ней, обнимала и пыталась запомнить хотя бы ее тепло, не думая о том, что ей дают жалованье за это терпение. Глаза няньки сухи, а жесты спокойны. Ей отчасти жаль меня, но не до такой степени, чтобы убиваться. Собственные дети дождутся настоящей любви, а за несколько медных кратов можно и меня по голове погладить. Но все же старуха знала меня почти всю мою жизнь, потому невольно сострадала – она же не моя непроницаемая мать:

– Ну, успокойся уже, успокойся. Княгиня права, Айса. Тебе подарили отсрочку, и за этот дар поблагодари богиню, а не расквашивайся как капуста. В конце концов, убейся ты здесь, то великий князь жестоко бы за это отомстил всем нам. Но университет находится в Центрине – вряд ли у него настолько длинные руки, чтобы и там всех достать, если ты случайно шею свернешь.

Я подняла опухшее лицо и уставилась на нее.

– Зида, ты мне предлагаешь убиться?

– Нет, конечно, – она спешно замотала головой. – Вернее, теперь ты хотя бы это сможешь сама решить, никому не подписывая приговор. Несчастных жен на свете много, но им хотя бы оставляют утешение – возможность родить дитя, обернуть несчастье хоть каким-то счастьем, отыскать хоть какой-то смысл. Тебя же и того лишили, а значит, сначала ты будешь ненавидеть мужа, пока не возненавидишь себя. Ты еще совсем молода, кое-чего не понимаешь, и это даже хорошо… Невозможно жить, если никого не любишь, Айса. Трудно жить, если не любят тебя, но если самой любить некого – невозможно.

Я действительно не понимала ее рассуждений и даже посчитала их преувеличенными. Старая нянька слишком чувствительна, а может, она отвлекала меня на другие проблемы, чтобы самая главная пока не разорвала мне голову? О какой любви она вообще талдычит в таких обстоятельствах?