– Так точно!

– Следуй за ним. Работы по Зареченску не закончились. Не прошел план «А», будем реализовывать «Б».

Лютый поинтересовался:

– Что за план «Б», Родион Александрович?

– Узнаешь в лагере.

– Разрешите хотя бы ночь остаться в Гольно. Помыться, переодеться, привести себя в порядок…

– Нажраться с горя, – продолжил за него Микович.

– Ребят помянуть. Да мы тихо, в моем новом доме. Вечерком. А утром, к подъему, будем в лагере.

Микович усмехнулся и уточнил:

– В твоем новом доме?

– Да, а что?

– А то, Лютый! Нет у тебя нового дома. Пока не выполнишь задание, он арестован. Кстати, мы можем продать его и выплатить компенсации семьям погибших.

– Но, Родион Александрович…

– Никаких «но». Дом арестован. В Гольно остановиться разрешаю, но до утра. В новый дом ни ногой. Что так смотришь на меня? Привилегии, Лютый, надо сперва заслужить, а потом уже ими пользоваться. Пока обходись тем, что имеешь. У меня все. Завтра и я подъеду в лагерь. Смотри, чтобы бойцы в полной готовности были.

– Без денег!.. – продолжал гнуть свою линию Лютый, но Микович оборвал его:

– Вознаграждение будет выплачено только после выполнения задания. А не удержишь своих бойцов, все потеряешь и пойдешь под суд военного трибунала. За расстрел автобуса. Плевать, отдавал ты приказ на его уничтожение или нет. Дело заслушает особая военная коллегия, и никто никогда не узнает, какой приговор она вынесла. Впрочем, за подобные дела он может быть только один, по закону военного времени. Ты понял меня?

– Так точно!

– До завтра.

– До завтра.

Микович уехал. Лютый прошел к машине, сел рядом с водителем.

Безобраз спросил:

– Сильно шеф сношал?

– А ты как думаешь?

– Думаю, сильно.

– Так нечего глупые вопросы задавать!

– Под трибунал не пойдем?

– Нет. Но и бабок не видать.

– Ерунда, главное – под серьезную раздачу не попасть. А бабло заработаем.

– Верно, Мирон. Такая возможность нам представится скоро.

– Новая задача?

– По старому Зареченску.

– Что, власть даже кровавый штурм не отрезвил?

– Чего привязался? Сказано же, что работа будет в Зареченске, значит, так тому и быть.

– Но что мы можем сделать после сегодняшнего разгрома?

– Начальство подскажет. Полусотня ушла в лагерь. Туда же приказано двигать и нам.

– Домой не заедем? – спросил Дунич.

– Уговорил я Миковича разрешить ночевку дома. Но по-тихому, без пьянки и гульбы.

– Тогда нечего в Гольно делать, – проговорил Бровчук. – Едем сразу в лагерь.

– В Гольно, я сказал, – повысил голос Лютый. – В пять утра сбор у моего старого дома. И еще Микович знает, что автобус с медиками расстреляли наши люди.

– Откуда? – воскликнул Безобраз.

– Не знаю!

– И чего? – подал голос Бровчук. – Ведь он шел в Зареченск.

– Автобус направлялся на помощь нашим раненым. Хлопцы расстреляли два десятка молоденьких студенток.

– Ну, Скараба, ну и осел! – проговорил Безобраз. – Мог бы с десяток телок живыми взять. Пустили бы по кругу. Все развлечение. И девкам утеха перед смертью.

– Это ты, Мирон, осел! Не понимаешь, что медики ехали оказывать помощь нашим раненым?

– На автобусе не было написано, куда они едут. А красный крест ничего не значит. Насчет телок я пошутил.