— Из-за чего у них счеты?
Гунарстранна снова сел.
— Стокмо допрашивал Фрёлик. На вопросы о разногласиях между ним и покойником Стокмо отвечал уклончиво. Единственное, что удалось из него вытянуть, — вопрос был связан с деньгами. Нам известно, что после разговора со Стокмо Фольке-Есперсен поднялся к себе в квартиру.
— По-моему, ты опросил и сына Стокмо?
— Стокмо-младший уверяет, что у них давнишняя вражда и его отец главным образом хотел восстановить справедливость. Все началось еще во время войны. Предположительно Есперсен обманул Харри Стокмо, отца Юнни Стокмо, отняв у него много денег. Во время войны Харри Стокмо тайком переводил беженцев через границу и как будто… — Гунарстранна изобразил указательными пальцами вопросительные знаки, — получал щедрые подарки от евреев, которых он переправлял в Швецию. Фольке-Есперсен, похоже, решил, что Стокмо обворовывал беженцев. Во всяком случае, продавать ценности после войны Стокмо боялся. Фольке-Есперсен вызвался стать посредником. Он продал ценности, но все вырученные деньги присвоил. Юнни обнаружил все сравнительно недавно — кажется, он наткнулся на старые квитанции и расписки. Вот почему он потребовал у Фольке-Есперсена расчета от имени своего покойного отца.
— Ты веришь Стокмо-младшему?
Гунарстранна устало улыбнулся:
— Почему бы и нет? Если в его словах есть хоть капля правды, у Юнни Стокмо появляется мотив, а у нас — крепкая версия. Зачем Карлу Эрику Стокмо бросать тень на собственного отца? Как бы там ни было, нам придется еще раз допросить Юнни. В конце концов, мнение его сына основано на слухах…
— Хорошо… Ты, главное, не забудь, — сказал Фристад.
— О чем?
— Проверить его показания.
Гунарстранна исподлобья посмотрел на прокурора.
— Что? — спросил Фристад.
— Что, метишь на мое место?
Фристад откашлялся. В комнате повисло гнетущее молчание.
— Ну а потом? — делано беззаботно спросил Фристад.
Гунарстранна глубоко вздохнул и провел рукой по волосам.
— Фольке-Есперсен поднялся к жене, сыну, невестке и двум внукам.
— А Стокмо?
— Нам известно, что в тот вечер он навестил проститутку, которая называет себя Кариной. Мы допросили ее, и она сообщила, что Стокмо ушел от нее часов в одиннадцать. Она сама выставила его пораньше, потому что в полночь ожидала следующего клиента. Ей нужно было принять душ и прибраться. По словам Стокмо, он поехал в Турсхов, к сыну, и лег спать около одиннадцати в пристройке за мастерской. Он ни с кем не виделся и не разговаривал. А это было в пятницу.
— Иными словами, он врет.
— Скажем так: Стокмо вполне мог приехать на улицу Томаса Хефтье вскоре после того, как Ингрид пошла спать. Мы можем также с уверенностью утверждать, что у Стокмо нет алиби на время смерти.
Гунарстранна посмотрел на своего собеседника. Фристад снова расхохотался.
— Понимаю, что ты имеешь в виду! Стокмо — интересный тип, верно?
Гунарстранна кивнул.
— Что происходило в квартире у Фольке-Есперсена? Родственнички ссорились за ужином?
— Нет.
— А после ужина?
— Нет — по словам вдовы. Она утверждает, что пошла спать как обычно. Необычным было только то, что ей пришлось ложиться одной. Она приняла таблетку снотворного и проснулась среди ночи, не понимая, что ее разбудило.