А русы были уже здесь. Словно ураган, они промчались по Нижнему городу, не пропуская ни одной лавки, склада, дома или мастерской. Врываясь в каменные и глинобитные строения, били всех, кто пытался встать у них на пути. Тащили все, что представляло ценность: товар для продажи, содержимое причальных складов, запасы кузнечных изделий, ткани, съестные припасы. Не избежала общей участи и церковь Нижнего города – Двенадцати Апостолов, единственное здесь место, где можно было достать нечто по-настоящему ценное. Уже разграбленные лавки и дома испускали душный дым: уходя, русы расшвыривали по дому горящие головни из кузнечных горнов или хлебных печей. Вскоре запылали первые крыши. Над пристанями и улицами разносился звон железа, треск ломаемого дерева, крики женщин.

На причале перед скутарами росли горы награбленного: кучи всякой одежды, ткани из складов купцов Шелкового пути, железные изделия, ковры из домов, светильники, посуда из меди и бронзы, даже кое-какой мелкий скот и птица прямо в тех клетках из прутьев, в каких ее привезли на рынок. Из корзин сочилась жижа раздавленных яиц. Вино из разбитых амфор орошало все это пятнами цвета крови. Взятые прямо с тел, живых и мертвых, серьги, кольца и обручья, сорванные с поясов кошели русы рассовывали по пазухам и поясным сумкам.

Очистив Нижний город, вновь собрались на причале и стали грузить добычу. Заталкивали в лодьи вопящих женщин и девушек – кто помоложе из попавших под руку. Ближняя дружина старших вождей тащила добро из церкви – шелковые покровы, одежды, сосуды, светильники, еще скользкие от пролитого масла, связки тонких желтых свечей, иконы в серебряных и золоченых окладах.

Убедившись, что все вернулись и потерь в дружине почти нет, Хельги снял шлем, отдал оруженосцу и повернулся лицом к городу.

В нижней его части пылали крыши, на причал несло дымом. Сквозь него видно было, как стена крепости топорщится копьями стратиотов и блестят на солнце их шлемы.

– Что, Сугдея, держим мы свое слово? – С вызывающим видом Хельги положил руки на бедра. – Мы ведь всю зиму говорили: летом идем на греков. Вот мы и пошли на греков. Теперь-то они запомнят: нельзя нам что-то дать, а потом безнаказанно забрать назад!

Русы вскинули к дымному небу свое оружие и разразились дружным победным ревом. «Один! Перун!» – все кличи смешались в неразличимый гул, и никто сейчас не разобрал бы, кто из этих людей в хазарских шлемах рус, а кто славянин. Сплоченные общим делом, все они стали одно.

Еще несколько мгновений полюбовавшись огнем и дымом над Нижним городом, Хельги обернулся. Добыча уже была погружена, сквозь шум ветра пробивался плач пленниц. Как было решено заранее, русы заняли и те греческие лодьи, что стояли у причалов, чтобы иметь возможность увезти все захваченное здесь, заложников из Самкрая и сбереженную половину тамошней добычи. Если греческие лодьи оказывались заняты громоздким, но не слишком дорогим грузом, все метали в воду.

По знаку Хельги отроки взялись за весла. Одна за другой нагруженные лодьи стали отходитьот причалов и потянулись вдоль мола. Один причалил к дальнему концу, чтобы забрать Селимира с его людьми: они все это время оставались возле машины, чтобы какие-нибудь бойкие греки не захватили ее и не преградили русам выход из гавани.