– Спасибо, деточка, но к нам в час дня приходит домработница, это ее обязанность.
Ни в какие дружеские отношения свекор и свекровь с невесткой вступать не собирались. Бесхитростные рассказы Клавы о рабочем дне на хлебозаводе воспринимались ими молча, но Сергей постоянно провоцировал жену на подобные беседы. В особенности охотно он это делал, когда у старших Якуниных собирались гости. Сергей выводил Клаву в гостиную, усаживал за длинный стол, дожидался, пока публика перестанет обсуждать импрессионистов, и громко спрашивал:
– Слышь, Клавк, а че на месткоме решили? Ждать нам шесть соток под картошку?
Наивная жена мигом покупалась и отвечала:
– Да не, оне Маньке участок дали из цеха булок.
– Говнюки!
– Сволочи, – соглашалась Клава, – я ведь пашу, как зверь, у печки, а земля другой досталась.
Как правило, после подобного диалога гости начинали озираться, а Марфа быстро начинала предлагать:
– Пирожки берите, наша Лена мастерица.
– Барахло, – прерывал мать Сергей, – вот у Клавки на хлебозаводе вкуснятину пекут, она нам принесет, правда, Клань?
– Знамо дело, – соглашалась та, – разве ж для своих жалко.
Клава была простодушна и одно время искренне считала, что муж ее любит. Вон как при гостях хвалит. Прозрение наступило внезапно. Один раз такой спектакль Сергей разыграл при Насте и Люсе.
Настенька вспыхнула, но молча допила чай. Потом Клава пошла в туалет, закрылась и через пару минут услыхала знакомые голоса. В ванной комнате разговаривали Сергей и Настя.
– Как тебе не стыдно?! – кипятилась Настя.
– Так им и надо, – ответил Сережа, – ненавижу их.
– Пожалей хотя бы свою жену, – сердито заявила Настя, – ведь ты выставляешь ее перед всеми дурой.
Сергей ехидно засмеялся.
– Ловко я придумал! Ну похвали меня. Ведь очень здорово вышло, сам шофер, баба пекарь, славная пара, горшок нашел крышку.
– Она тебя любит, – тихо сказала Настя, – и верит тебе, так нельзя поступать с человеком. А если у вас дети родятся?
– Никаких наследников не будет!
– Но вдруг?
– Милая, ты еще маленькая, – ласково отмахнулся Сережа, – ребята случайно рождаются лишь у безголовых. Не волнуйся, я принимаю все меры. Впрочем, если что, Клава на аборт сходит.
– Ты ее совсем не любишь, – ужаснулась Настя.
– Она всего лишь средство для достижения цели, – ответил Сергей.
– Что вы тут делаете? – раздался голос Люси. – Заперлись в ванной, это неприлично.
– Уже идем, – отозвалась Настя.
Клава просидела в туалете долго. В голове у нее помутилось. Потом, кое-как придя в себя, она вышла и убежала в свою комнату, сославшись на дурноту. Больше всего Клаву поразило не известие о том, что муж не любит ее, а то, каким голосом Сергей разговаривал с Настей. Он беседовал, как Леонардо, без всяких там «че», «шо», не повторял постоянно слова на букву «б»… До Клавы только сейчас дошло: ее муж птица из иной стаи. Он орел, который пока по непонятным для нее причинам вынужден прикидываться облезлой вороной. А она, Клава, пешка в неизвестной игре.
С тех пор она перестала принимать участие в семейных посиделках. Если в доме намечались гости, Клава моментально ссылалась на занятость.