– Но у тебя же нога сломана!

– Ну и чего? – спросила Ирка. – Гипс наложили, и ку-ку, теперь два месяца на костыле прыгать. Во!

Она задрала подол. Я увидела лодыжку, упакованную в нечто красно-сине-зеленое.

– Это гипс?

– Ага.

– Но он же белый! А твой какой-то цветной.

– Манюня разрисовала фломастерами, – сообщила Ирка, – сказала, так веселей. А вы что, тут лапшой «Доширак» без меня питались?

– Вовсе нет. Растворимыми супами.

– Однофигственно, – отмахнулась она, – прямо как дети малые, даже лодыжку сломать нельзя! Тут же погибать начинают! Белья грязного до неба, продуктов кот наплакал, на полу грязь, собаки от рук отбились, кошки ошалели…

Оставив ворчащую Ирку в кухне, я пошла в ванную и налетела на Дегтярева. Александр Михайлович самозабвенно чистил зубы. Увидев меня, он отложил щетку.

– Ну что за манера врываться без стука!

– Ты же не запер дверь.

– Я ее никогда не закрываю.

– Почему?

– Так до сих пор никто не лез в мою ванную.

– В твою да, а эта общая. И потом, у меня создалось впечатление, что ты тут так с утра и стоишь, при зубной пасте.

– Между прочим, – обозлился Дегтярев, – зубы полагается чистить после каждого приема пищи, чем я и занимаюсь по рекомендации стоматолога.

Я захихикала.

– Думается, тебе надо сменить доктора.

– С какой стати?

– Только идиот мог посоветовать шесть раз в сутки скоблить искусственные челюсти!

Александр Михайлович покраснел.

– Я не ем шесть раз в день!

– Хорошо, пять.

– И у меня не все зубы на штифтах.

– Ну прости, жара доконала, я не хотела тебя обидеть.

Полковник кивнул, протянул руку к щетке, и меня опять начал душить смех. Я попыталась замаскировать его кашлем, но Дегтярева не так легко обмануть.

– Что на этот раз? – недовольно протянул он.

– Где ты раздобыл эту щетку? – простонала я.

– Взял в шкафу, – ответил приятель, – похоже, она новая и ничья. Вон, в стакане, розовая Машкина, синяя Зайкина, желтая твоя, а у Кешки электрическая. Я же свою при переезде потерял, гляжу, а тут новенькая.

– Ею уже пользовались, просто потом в коробочку назад положили.

– Да? Нехорошо получилось, – забеспокоился полковник. – И чья же она? А?

– Банди.

– Как? – подскочил толстяк. – Чья? Бандюшки? Ты имеешь в виду питбуля?

– Именно его. Мы же чистим собакам зубы. Эта беленькая щеточка принадлежит Бандюшке. Кстати, ты и пасту взял для собак, со вкусом говядины, неужели не удивился? Щетка-то на очень длинной ручке, двухсторонняя, в виде квадрата сделана, а паста котлетками отдает.

– Сейчас чего только не придумают, – взвизгнул полковник и принялся усиленно полоскать рот.

– Щеточку придется выбросить, – с фальшивым беспокойством воскликнула я, – жаль, конечно, она почти новая.

Дегтярев выплюнул воду.

– А зачем ее выбрасывать?

– Бандюшка может от тебя кариесом заразиться или стоматитом, – старательно пряча ухмылку, заявила я и пошла во двор вытаскивать из багажника свечи, дезодорант и купленные по дороге детективы.

Снапу и Банди надоело валяться на раскладушке, и они устроили гонки по участку. Более тучный и неповоротливый ротвейлер пытался улепетнуть от прыткого пита. Собаки носились вокруг дома, изредка пробегая по зарослям «бамбука». Стоило им приблизиться к лопушистым дебрям, как оттуда раздавалось раздраженное тявканье мопса. Хучу не нравилось, что расшалившиеся старшие товарищи портят ему сафари на мышей.