Миша, как правило, не слишком любил работать – особенность, которую народная молва приписывает детям «великого народа»[109], хотя от этого самого народа сам Миша постоянно открещивался. Но сейчас он несся на всех парусах вместе с Удавом и Динго к воротам. Чуть сзади легко скользил Салават, который был КМС по триатлону, полиатлону и еще по паре легкоатлетических дисциплин. Он, казалось, был единственным, кто получал от бега удовольствие.

Удав и Миша подбежали к воротам и, повернувшись лицом друг к другу, взяли руки в крест, чуть расставив ноги и подсев, образовав таким образом «лягушку». Динго подбежал к ним и, встав к ним боком, плюхнулся на четвереньки. Салават, на бегу расстегнувший застежки «лифчика»[110], быстро положил автомат, скинул разгрузку на землю и, оставшись в одном поясе, коротко разбежавшись, толкнулся ногой о спину Динго и шагнул на скрещенные руки Удава и Ромео. Те моментально с силой подбросили его вверх.

Салават кошкой взлетел на верх ворот и, сделав выход силой, тут же исчез за ними. Через двадцать секунд ворота распахнусь, и Удав с Мишей ворвались вовнутрь, расходясь «крючком» и контролируя подступы к воротам. Салават, быстро облачившийся в «лифчик», вместе с Динго пристроились каждый к своей паре.

– Это Удав. Калитка наша.

– Вперед.

Ромео услышал, как сзади подходят подгруппы Самума и Руссо. Построившись в три штурмовые колонны, офицеры начали движение к центру деревни.

Ночь на 20 июня 1755 года. Монокаси. Капитан 3-го ранга Хасим Хасханов, позывной «Самум»

Пока все шло по плану. Группы зачистили ратушу и тюрьму, из которой приволокли полусонного, заполошного и перепуганного насмерть сидельца, не понимавшего, что происходит, и пытавшегося на чистом немецком языке прояснить ситуацию. Сидельца оставили Руссо, который занял круговую оборону на площади и удерживал периметр, пока Самум с Удавом пошли наносить визит вежливости местному бургомистру, судье, а также всем бундесовским олигархам. По дороге Хас в уме напевал: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…» Все-таки Винни-Пух не зря мед свой ел, знал, зараза, когда в гости ходить надо…

Зачистки домов прошли без эксцессов, если не считать тумаков, зуботычин и нескольких трупов местных немецких аборигенов. Хас, имевший ассоциативное мышление, в мозгу крутил фразу из мегапопулярного когда-то фильма: «Вы нам, гады, еще за Севастополь ответите…»

За Севас, кстати, предъявить можно было бы. Один из дедушек Хаса, воевавший в морской пехоте в Великую Отечественную, а затем и в Японскую, за Севас предъявлял фрицам аж до самой Праги.

Вскоре подгруппы возвратились, ведя на поводу четырех бедолаг: означенных мэра и судью, а также господ Меркеля и Клингбайля. Меркель, кстати, комплекцией и обрюзглостью лица очень был похож на свою однофамилицу-канцлера начала двадцать первого века, за исключением кое-каких природных отличий, которые, впрочем, в Германии этого самого двадцать первого веке большой роли уже не играли.

Убедившись, что все прошло тихо и гладко, Самум дал команду на отход, и подгруппы рысью понеслись к выходу из деревни. На память о ночном визите остались дорожки из черного пороха между домами и расчекованная ЗМГ