— Мы не будем обсуждать сей смертный грех в этом святом месте, предназначенном для поклонения Богу!

Он рванул наручники так сильно, что край браслета порезал кожу на запястье графини. Потом быстрой походкой направился к дальней стене церкви, и остальные потянулись за ним, как будто тоже были прикованы к нему.

Возможно, так оно и было на свой лад.

Элизабет приходилось бежать, чтобы угнаться за ним, однако она не могла двигаться достаточно быстро. Ее ноги запутались в длинных юбках, и она рухнула на холодный мрамор. Браслет наручника еще сильнее вгрызся в ее плоть.

Она не издала ни звука, наслаждаясь болью.

Если Бернард причиняет ей вред, значит, он теряет власть над собой.

Я этого добилась.

Она попыталась подняться на ноги, одна из туфель свалилась с ее ноги. В своих попытках встать Элизабет порвала платье на плече и вынуждена была подхватить его свободной рукой, чтобы ткань не сползала.

Христиан заступил дорогу Бернарду и коснулся плеча кардинала.

— Она не может идти так быстро, ваше высокопреосвященство. Помните, она теперь смертная, хотя и не желала быть таковой.

Джордан помог Элизабет подняться на ноги — графиня ощутила тепло его сильных рук, подхвативших ее тело.

— Спасибо, — прошептала она сержанту.

Даже Эрин пришла ей на помощь, поправив платье Элизабет так, чтобы оно не сползало. Несмотря на низкое происхождение этой женщины, в сердце ее бил родник доброты, достаточно обильный, чтобы помочь даже врагу, находящемуся в беде. Возможно, отчасти именно это и привлекло Руна к ней — ее бесхитростная доброта.

Элизабет сделала шаг прочь от Эрин, даже не попытавшись ее поблагодарить. Потом сбросила вторую туфлю, чтобы не ковылять неуклюже в одной. Мрамор пола леденил подошвы ее босых ног.

Бернард извинился сквозь сжатые зубы:

— Прошу вашего прощения, графиня Батори.

Он повернулся и продолжил свой путь, уже более сдержанной походкой. И все-таки каждый его размашистый шаг выражал ярость. Кардинал явно не мог оценить то, чего она хотела, то, чего она требовала от него. Он был бессмертным так долго, что забыл о желаниях и слабостях смертных. Но тем самым он создал в себе самом величайшую слабость.

«И я воспользуюсь этим в полной мере».

Кардинал дошел до дальней стены базилики и повел группу вниз по лестнице — похоже, ступени вели в подземную часовню сангвинистов.

Темное место для темных секретов.

У подножия лестницы открылась озаренная свечами крипта. Пол был гладким и чистым, по нему было легко идти даже босиком. Пройдя через помещение, Бернард остановился у каменной стены, украшенной барельефом, — он изображал фигуру Лазаря.

Элизабет предположила, что это одни из сокрытых врат в святилище ордена.

Как же они любят свои тайны!

Остановившись перед барельефом, кардинал стащил со своей левой руки перчатку и снял с пояса нож. Пронзив тонким коротким лезвием свою ладонь, он уронил несколько капель крови в чашу, которую держал в руках Лазарь. Потом тихо произнес что-то по-латыни, слишком быстро, чтобы Элизабет смогла разобрать.

Мгновение спустя маленькая дверца отъехала в сторону, заскрежетав по камню.