— На вкус и цвет…
— Так она тебе совсем не нравится?
— При чем здесь это? — удивился Мономах. — Мне ж на ней не жениться!
— Ну да, ну да…
— Слушай, к чему ты клонишь, не пойму? Мне казалось, ты обрадуешься, а ты выглядишь так, словно нашел купюру в пять тысяч и напряженно размышляешь, поделиться со мной или оставить ее всю себе!
К изумлению Мономаха, патолог возражать не стал. Вместо этого он поднялся и прошелся по тесному закутку, от стены до стены. С его длинными ногами ему потребовалось сделать всего-то пару шагов туда и обратно.
— Я все думал, говорить тебе или нет. Следаку я, между прочим, не сказал. Хотя он, собственно, и не спрашивал!
— О чем не сказал-то?
— Пришла токсикология. Я получил результат уже после того, как поговорил со следаком, а он больше не заходил. Сам я, как ты понимаешь, не стал бы нарываться на новую встречу!
— Нарываться? — переспросил Мономах, чувствуя, что его хорошее настроение и с таким трудом обретенное душевное равновесие начинают сыпаться, как старая штукатурка. — О чем ты не хотел мне говорить, Иван, что случилось?
— Случилось все то же — балеринка упала с крыши, только вот… А, к черту: короче, токсикология меня ошарашила дальше некуда!
— Ты что, обнаружил наркотики?
— Да нет… Или да?
— Гурнов!
— Да сам не знаю, поди ж ты! Наркотики, не наркотики, но что-то твоя девчушка точно принимала!
— Что значит «что-то»?
— Если по существу, в крови Куликовой содержалось вещество, сильно напоминающее нейротоксин.
— Что-о?!
— Сам удивляюсь.
— Типа… яд какой-то африканской жабы — или как?
— Пока не могу сказать, но, судя по концентрации, твоя балерина принимала его регулярно. Сдается мне, проблемы с печенью и сердцем у нее именно из-за этого вещества!
— Погоди, какого вещества-то — ты сумел определить состав?
— В том-то и дело, что нет, слишком уж он сложный! Что интересно, в нем определенно содержались и природные составляющие, но они оказались быстро разлагающимися, поэтому сейчас невозможно утверждать, что именно это было. Но организм девчушки среагировал как положено — как будто бы она пачками лопала амфетамины или пила как лошадь последние несколько месяцев!
Мономах потрясенно молчал. Ему казалось, что вопрос исчерпан, а о токсикологическом анализе, который по собственному почину решил провести Гурнов, Мономах и вовсе позабыл.
— В любом случае это ведь уже не имеет значения, верно? — сказал патолог. — Похоже, Куликова страдала припадками, раз мать отказалась от посмертного психиатрического освидетельствования.
— Так ты говоришь, следак ничего не знает?
— Не-а. Во-первых, как я уже сказал, он к тому времени уже покинул больницу и больше со мной не связывался. Во-вторых, я занимался вскрытием не по его распоряжению: если бы он захотел, то в любой момент мог бы затребовать тело и передать его своим специалистам. Ну и в-третьих, я не хотел, чтобы у тебя были неприятности!
— А почему неприятности должны быть у меня? — недоуменно спросил Мономах.
— Ну ты же лечащий врач…
— Но я не прописывал Калерии медикаментов, даже обезболивающих не назначал — надобности не было!