— Так значит, все-таки несчастный случай! — качая головой, проговорил Мономах, стирая с рук остатки массажного крема. Алла стояла в дверях ванной и видела его лицо в зеркале над умывальником. И свое — красное, разгоряченное после получасового сеанса.
— Мне кажется, что это не совсем так, — задумчиво проговорила она. — Конечно, доказать это проблематично, ведь единственный человек, своими глазами видевший, что происходило в тот вечер на балконе особняка, мертв. Да и, честно говоря, мне не хочется докапываться до самого дна правды: хватит и того, что Абрамов признался в нападении на Чувашина. Ничто не указывает на то, что он лжет: Абрамов не отрицает, что несколько раз ударил погибшего, но умер-то Арсений в результате падения с высоты! Толкал его Абрамов или нет — это уже предстоит доказывать в суде его адвокату. Ничипорук попал под машину, испугавшись, что Абрамов пришел его грохнуть, так что если тут и присутствует его вина, то только косвенная.
— Вы ему верите?
— Признаться, да. Он и Ларису убивать не планировал.
— Да ну? — скептически скривил рот Мономах.
— По словам Абрамова, он пришел с единственной целью — записать разговор с Бузякиной, чтобы потом иметь возможность отнести запись к следователю.
— Или чтобы шантажировать ее!
— Этим занимался Чувашин, а Абрамов…
— Он, может, и клянется, что не имел такого намерения, однако мы об этом не узнаем, ведь Чувашин мертв! А что, если ваш Абрамов убил парня не в порыве праведного гнева, а потому что не хотел делиться деньгами, которые рассчитывал получить с Ларисы?
— Я думала об этом, но… Понимаете, тут необходим личный контакт с подозреваемым: если бы вы с ним пообщались, то, скорее всего, пришли бы к тем же выводам, что и я.
— Хорошо, а как же с Губерманом — неужели и он избегнет наказания? — сменил тему Мономах, но Алла чувствовала, что ее объяснения в отношении Абрамова его не удовлетворили.
— Могу обещать одно: его дело затянется! — вздохнула она. — Губерман убежден в том, что не делал ничего предосуди…
— Да? — перебил Мономах. — А как же продажа нелицензированного препарата, который не прошел даже первую стадию клинических исследований?!
— Это легко будет вменить ему в вину — тут даже не сомневайтесь, Владимир Всеволодович! А вот насчет остального…
— Может, пройдемся? — неожиданно предложил Мономах. — Пока не стемнело?
Алла с удовольствием согласилась. Некоторое время они молча брели вдоль берега озерца в сопровождении Жука, который, громко лая, носился вокруг, таская за собой огромный сук, который Мономах время от времени бросал подальше. Пес, счастливый тем, что вечно занятый хозяин нашел для него время, мгновенно уносился, на некоторое время исчезая среди деревьев и возникая вновь, с палкой, один конец которой волочился по земле — настолько она была велика.
Алла погрузилась в удивительное для нее состояние умиротворения, настолько глубокое, что даже разговаривать не хотелось. От озерца поднимался густой туман, расползаясь вверх и вширь, отчего противоположный берег, который, как она знала, находился совсем близко, совершенно пропадал за завесой серой дымки, создавая обманчивое впечатление, что озеро гораздо больше, чем на самом деле. Голые тополя и ивы, росшие по его периметру, как будто таяли, превращаясь в неясные тени на расстоянии нескольких десятков шагов. Алла знала от Мономаха, что озеро не замерзает даже зимой: в глубине бьет горячий источник, и туман объясняется разницей температур воды и воздуха. Идя бок о бок с Мономахом, Алла мечтала о том, чтобы он взял ее за руку. Просто — за руку, о большем она не загадывала. С первой встречи с этим человеком она поняла, что пересеклась со своей судьбой. Но кто сказал, что судьба обязательно должна быть счастливой? Большинство людей несчастны в личной жизни, так почему же Алла должна стать исключением? Ни за что на свете она не призналась бы Мономаху в своих чувствах, понимая, что он не отвечает ей взаимностью, но она была согласна и на дружбу, только бы видеться с ним время от времени, разговаривать и… Да просто идти рядом — по лесной тропинке, по улице или любому другому маршруту, какой он выберет.