— Дурные люди есть повсюду. От них не приходится ждать ничего хорошего. Хочешь увидеть очень плохого человека? Обеспечь обычному человеку успех, превышающий пределы его воображения. И тогда увидишь, насколько он хорош — именно предоставив ему возможность делать все, что захочет.
Сонджа кивнула, пытаясь запомнить каждое его слово, представить все, о чем он рассказывает, понять его слова. Она бережно хранила в памяти его истории, как хранят найденное на пляже окатанное морем стекло и розовые камушки; его слова удивляли ее, потому что он брал ее за руку и показывал нечто новое, незабываемое.
Конечно, многое оставалось для нее непонятным, и ей трудно было разобраться со всем потоком образов и мыслей. Тем не менее она впитывала все, забивая голову, как набивала свиную кишку кровью и требухой для приготовления колбасы. Она изо всех сил старалась понять его, потому что не хотела, чтобы он считал ее глупой и невежественной. Сонджа не умела читать ни на корейском, ни на японском. Отец научил ее сложению и вычитанию, чтобы она могла считать деньги, но на этом ее обучение закончилось. Ни она, ни ее мать не смогли бы даже написать свои имена.
Хансо принес с собой большой платок, чтобы собирать в него грибы. Совместный поход приводил его в явный восторг, и от этого она сама чувствовала себя гораздо лучше, но все еще беспокоилась, что кто-то их увидит. Никто не знал об их дружбе. Мужчины и женщины не могут вот так дружить, если они не помолвлены. Он никогда не упоминал о браке, и если бы вообще хотел жениться на ней, ему надо было сперва говорить с ее матерью, но он этого не сделал. После единственного вопроса о том, есть ли у нее возлюбленный, заданного тремя месяцами раньше, он никогда больше не возвращался к этой теме. Она старалась не думать о нем и других женщинах. Ему ничего не стоило найти девушку, и его интерес к ней порой казался ей самой очень странным.
Долгая прогулка до леса показалась ей совсем непродолжительной, и когда они вошли под сень деревьев, то словно остались одни на свете; ощущение было сильнее, чем в бухте, ведь теперь их отделяли от людей не скалы и не просторы сине-зеленой воды, а огромные деревья. Она услышала птиц и взглянула вверх, чтобы увидеть их. И тогда заметила, что в глазах Хансо стояли слезы.
— Оппа, ты в порядке?
Он кивнул. Всю дорогу он говорил о путешествиях и работе, но при виде ярких многоцветных листьев и массивных стволов Хансо замолчал. Он положил правую руку ей на спину и коснулся ее косы. Потом он погладил ее по спине и осторожно убрал ладонь.
Хансо не был в лесу с детства — точнее, с тех пор, как стал угрюмым подростком, научившимся воровству у самых опытных уличных карманников Осаки. До переезда в Японию его святилищем были лесистые горы Чеджу, где он знал каждое дерево на склонах вулкана Халла-Сан. Он вспомнил оленят со стройными ногами и мелкими, почти кокетливыми шагами. Вспомнил густой аромат апельсинового цветения, хотя в лесу Йондо не было ни оленей, ни апельсинов.
— Пойдем, — сказал он, двинувшись вперед, и Сонджа последовала за ним; через десяток шагов он остановился, чтобы аккуратно срезать гриб. — Наш первый, — сказал он, слезы его уже высохли.