Она наклонилась и спустила на воду новую версию своей модели. Айлич о чем-то спросил ее, она произнесла что-то в ответ. Расстояние не позволяло Дуарте услышать слов, но он увидел, что она стала иначе держать модель лодки. И, более того, он увидел, как нечто изменилось в ее мышлении.
Это началось совсем недавно, и он не был уверен, что с этим сделать. Какая то структура вокруг ее головы, когда она активно думала. Когда она работала с глиной, это наполняло ее руки. У Айлича тоже было это, хотя и не так интенсивно. Из всех его изменений которые влияли на его чувства, это новое казалось самым интересным. У него было подозрение, что он в каком-то смысле видит мысли.
Тереза оглянулась, и что-бы-это-не-было перенеслось еще до того, как она подняла руку. Он махнул ей и улыбнулся в ответ, и затем ушел в Государственное Здание Лаконии, чтобы позволить ей продолжить учебу. Он очень любил свою дочь, и радость наблюдать за ее обучением была лучшим из всего, что он запланировал, но его присутствие не помогло бы ни ей ни империи. Долг зовет..
Он обнаружил, что Келли ждет его в своем личном кабинете. По выражению лица мужчины было достаточно понять о том, что они прибыли. Сердце его сжалось. Он боялся этого момента, с тех пор как услышал, что Наталья Сингх попросила о личной встрече. Это было ее право. И его обязанность.
— Они в восточной гостиной, сэр.
— Они?
— Она привела с собой дочь.
Еще один легкий удар под дых. Но
— Хорошо. Спасибо, Келли
Наталья и Эльза Сингх были одеты в похожую одежду. Синюю с белыми акцентами. Не полный черный траур, но мрачный. Он сидел напротив них, когда Келли подавал им чай и пирожные. Дуарте почувствовал соблазн сосредоточиться на чем-бы-то-ни-было, чтобы понять, выглядят ли печаль и гнев иначе, чем урок Терезы с глиняными лодочками, но это казалось невежливым, поэтому он этого не сделал.
Келли прикрыл за собой дверь, когда вышел. Дуарте отхлебнул чай. Наталья Сингх не притронулсь к своему, но маленькая девочка съела какое-то пироженое. Сладость лакомств для детей преодолевала всё. Даже потерю. В этом было что-то глубокое. Красивые и печальные обе.
— Доктор, Сингх, - Произнес Дуарте — Я сожалею о Вашей утрате.
Ее подбородок приподнялся на несколько градусов, гордый и вызывающий. Он надеялся, что она не собирается сделать никакой глупости. Скорбь - ужасная вешь.
— Спасибо, сэр, - произнесла она сдавленным горлом. Малышка переглянулась, смущенная не так словами, как тоном голоса своей матери. Эльза была умным ребенком, он мог это видеть. Эмпатически, что было более важно, чем другие виды интеллекта. Она спрыгнула с дивана и подбежала к матери.
Дуарте наклонился вперед, поставив свою чашку. Он скрестил пальцы, и, когда он заговорил, он попытался придать голосу столько же тепла и заботы, сколько маленькая девочка выразила своим движением.
- Вы просили о разговоре со мной. Чем я могу вам помочь?
— Я хотела бы попросить копию официального расследования смерти моего мужа, - сказала она, и сглотнула.
Дуарте соскользнул. Его фокус сдвинулся, и что-бы-это-не-было - мысль, сознание, внимание - стало мгновенно ему понятным. Это расположилось плотно вокруг головы и шеи Натальи Сингх, обертывая ее как саван. У малышки Эльзы это рассеивалось вокруг нее, утолщалось по направлению к матери, как будто что-то физическое тянулось к ней. В желании успокоения и согласовании влияния, которое было чем-то более, по-видимому, чем просто метафорой. Он снова привлек внимание к своим обычным чувствам с небольшим отголоском стыда, как будто он что-то подслушал.