Примерно через час мы с Семеном шли по лесу и вели мирную беседу.
— Тем, кто сюда попал, определенно помогла охрана, — заметил Собачкин.
— Или кто-то из жителей, — добавила я, — заказал пропуск на машину.
Сеня резко остановился.
— Автомобиль! На чем-то же они приехали!
— Можно добраться на электричке, потом сесть на маршрутку, — возразила я.
— И плюхать два километра до поселка? — скривился мой спутник. — Это неудобно.
— Существует такси, — нашла я новую возможность.
— Все равно надо проверить пропуска на въезд, — сказал Сеня, — тот, кто пилил забор, скорей всего приехала на машине. У него при себе был инвентарь, резак например.
— Как он его включил? — поинтересовалась я. — Розетки в заборе нет.
— Существуют приборы, которые, как телефон, заряжаются, — улыбнулся Семен. — У меня другой вопрос: зачем мужик и Вероника сюда приперлись? Что интересного в лесу? Грязь одна. Ну, где твое кладбище? Валун?
Я показала пальцем на здоровенный серый камень.
— Это он! Чуть поодаль была неглубокая яма, возле которой вниз лицом лежал мужчина.
Приятель подошел вплотную к глыбе.
— Цифр нет!
— Неправда, — засмеялась я, — сейчас сама проверю.
— Пожалуйста, — согласился Собачкин и отошел.
Я взглянула на камень и не поверила своим глазам.
— Пусто!
— Говорил же, нет погоста, — заявил Сеня, — и не было его никогда. Нельзя хоронить покойников где вздумается, существуют строгие санитарные нормы.
— Я прекрасно видела дату, — бормотала я, — и фамилию с именем, просто их забыла.
— Тебе почудилось! От стресса и не такое бывает, — пожал плечами Сеня, — ты очень нервничала.
— Не принадлежу к племени истеричек, — промямлила я. — Были цифры и надпись, а сейчас их нет!
— Ладно, не переживай, все именно так, как ты говоришь, просто белки ночью хвостами цифры и буквы стерли, — с самым серьезным видом заметил Собачкин. — Вроде ты, Дашенция, твердила, что еще были надгробья?
— Да, — кивнула я, — небольшие совсем камни.
— И где они? — ухмыльнулся мой спутник.
Я пробормотала:
— Вон там. Подальше.
— И на них не замечаю крестов, — фыркнул Собачкин, — наверное, их зайчики унесли. Зима настала, снега, правда, нет, одна грязюка, но ведь холодно. Понадобилось избенку украсить, лучше всего ритуальный инвентарь им подошел.
Я молча слушала, как ехидничает приятель. Совершенно уверена: на валуне стояла дата — тысяча семьсот десятый год. А за ним находились другие могильные камни, я не приближалась к ним, что на них написано, не разглядела.
— А вот кресты я видела, — вслух произнесла я, — золотые такие, яркие! Посередине камней нарисованы были.
Собачкин погладил меня по плечу.
— Нервная система пошутила с тобой. Есть люди, которые слышат голоса, а медиумы беседуют с покойниками.
— Намекаешь, что я сумасшедшая шизофреничка? — осведомилась я.
— Конечно, нет, ты просто испугалась, — вздохнул Сеня. — На секунду отвлекись от мысли о своей правоте, подумай про золотые кресты. Они были видны издалека?
— Да, да, — закивала я, — прямо горели.
— Милая моя, — тоном учителя, который отчаялся объяснить двоечнице азы арифметики, завел Сеня, — любая краска с тысяча семьсот какого-то там лохматого года потускнеет. Наверное, ты понимаешь: реставрацию памятников на заброшенном погосте производить не станут. Где небольшая ямка, которую по твоим словам вырыл покойник? Куда подевались непонятные кругляши, лежавшие у тела?