В действительности они, разумеется, были в ходу. Их как метали, так и бились ими накоротке. Широко же использовались массивные, на длинных, более метра, рукоятях. Но эти только для рубки. И вот они-то наряду с мечами имелись у каждого. Приноровившись к топорикам на этой дистанции, Михаил отошел на пятнадцать метров и провел еще по три броска, пристреливаясь на этом расстоянии. Признаться, это был уже фактический предел. Нет, бросить он мог и на четыре десятка метров. Топорики по факту не тяжелее учебной гранаты, что они бросали в школе. А тело ему досталось молодое и крепкое. Просто, даже бросив на двадцать метров, Михаил мог похвастать только точностью. Скорость оружия существенно падала, и лезвие уже не входило в ствол на сколь-нибудь значимую глубину. С другой стороны, и десять метров – это более чем серьезно.
– Не перестаю удивляться тому, как ты быстро учишься, – не без удовольствия, оглаживая бороду, произнес Йенс.
– Да чему учусь-то? Учился я на топорике Барди. А здесь только и осталось, что приноровиться, – пожав плечами, возразил парень.
– Неплохо у тебя получается управляться с оружием, когда нужно оставаться от врага подальше. А что ты будешь делать, птенчик, если он окажется перед тобой? – с ехидством поинтересовался подошедший Сьорен.
– Драться.
– Можешь показать как? – склонив голову и слегка разведя руками, полюбопытствовал варяг.
– Конечно. Если ты меня научишь.
– Я?
– Ой. Извини. Я думал, что если ты в дружине, то ты воин. Я тогда попрошу научить меня кого-нибудь другого.
На секунду в ночи повисла звенящая тишина. Слышно было только потрескивание дров в костре. Но тут кто-то не сдержался и хмыкнул. Один, второй, третий. Дружинники начали пересматриваться, хмыканья нарастали как снежный ком, и наконец остров огласился дружным хохотом трех десятков луженых глоток.
– У-у-убью-у-у!!! – взревел Сьорен и сорвался с места атакующим носорогом.
Михаил едва успел отскочить в сторону, уйдя в перекат. Отчего-то ни капли сомнений, что при любом другом маневре варяг его непременно настиг бы. Бог весть, с какой стати, но Романов рванул из ножен свой нож и метнул все в ту же сосну. Потом развернулся и побежал прочь от разъяренного воина, избавившись по ходу бегства и от второго ножа.
Сьорен был силен и ловок, а потому состязаться в этом с ним было бессмысленно. Зато бегать он не умел. Чем беззастенчиво и пользовался Романов. Он еще с ума не сошел вступать в схватку с этой машиной для убийства. Поэтому и бегал от преследователя под нескончаемый хохот дружинников.
– Хватит! – наконец выкрикнул ярл. – Сьорен, успокойся.
– Ларс, он…
– Мы все слышали, что он, – оборвал воина ярл. – Ты сам виноват. Нечего было связываться с мальчишкой.
– Он трус, и ему не место в дружине.
– Да? Ты так думаешь? – Ларс Аструп заговорил таким тоном, что все воины предпочли замолчать, и на берегу вновь повисал тишина.
– Он трус. Только и знает, что бегать. Если бы он остановился и дрался, то из него получился бы толк. Да, он получил бы свое, но тогда мы все увидели бы, что он готов драться, а не сбежит при первой опасности, – убежденно произнес воин.