До часового метров пятнадцать. Далеко. В смысле снять из арбалета без проблем. Только хлопок будет слышен в лагере, что полусотней метров ниже, на берегу ручья. И пусть он живет своей жизнью, там смогут расслышать даже треньканье тетивы лука.

Это только кажется, что он совершенно бесшумен. Вот если с расстояния в сотню метров, тогда еще да. Хороших лучников у пограничников больше половины. Остальные вооружаются арбалетами, из которых научиться стрелять в разы проще. Но из-за деревьев дальность стрельбы серьезно ограничена. Поэтому приходится подкрадываться на рубеж атаки всей толпой и брать часовых в ножи.

Ну кто же так-то делает? Уставы, они ведь кровью пишутся. В данном случае они будут написаны и твоей. Потому что часовому запрещается и ржать, как лошадь Пржевальского, в том числе.

Уловив момент, Михаил очередной перебежкой оказался в десятке шагов от цели. Причем на этот раз не за стволом дерева, а прикрывшись кустом подлеска. Вздумай кто здесь помочиться, так и не заметит.

Молодец. Хорошо отсмеялся. А теперь вспоминай, что ты на посту, и хватит привлекать к себе внимание товарищей в лагере. А то случится с тобой несчастье, они и всполошатся сразу.

Ага. Как же. Так он и услышал. Сиськи какой-то шлюхи в караван-сарае ему все покоя не дают. А вот теперь он готов поиметь всех ромеек скопом, потому как все они без исключения падшие женщины. Прямо половой гигант.

Михаил турецкий знал уже в совершенстве. Акцент, конечно, присутствует, но и только. Ему язык выучить было нетрудно. А вот пограничникам приходилось несладко. Мало им несчастий, так еще и греческий с турецким обязательны к изучению. Впрочем, сегодня того упора уже нет. Сугубо по желанию. Надобность отпала.

Ну наконец-то. Появился старший и вставил фитиль. Как нерадивому часовому, так и тем, кто его отвлекает. Поутихли, сразу же нашли сто одно наиважнейшее дело и в сторону товарища даже не смотрят. Вот и ладушки.

Михаил примерился и бросил метательный нож. Тяжелый, с граненым наконечником. От такого при должной силе и точности броска ни кожа, ни кольчуга не спасают. Турок вздрогнул и замер, как человек, которому защемило нерв в позвоночнике. Потом, не проронив ни звука, завалился на спину. Михаил бросился к нему и, схватив за шиворот, затащил за куст, отмечая по ходу, что тот облачен в плохонькую стеганку.

Признаться, он и сам поражался своей наглости. Как и тому, что ему все это еще и сходило с рук. Едва исчез часовой, как пограничники начали приближаться на дистанцию уверенного выстрела.

Все. Дальше тянуть нельзя. Охранников в караване под стать числу пограничников. Плюс караванщики. Поэтому основная их ставка на внезапность. Романов вскинул арбалет. Глянул, чтобы тетива не подцепила нити костюма. Прицелился в воина в чешуйчатом доспехе и нажал на спуск.

Хлоп-п!

Без выгибаний или иных каких-либо эффектов турок завалился на бок, да так и замер в неподвижности с торчащим меж лопаток болтом. И тут же лес и поляна взорвались шумом. Треньканье и хлопки тетив. Тревожные, испуганные, панические, болезненные крики и стенания. Вой на одной протяжной ноте, кому-то уж очень крепко прилетело или у него просто низкий болевой порог. Громкие команды, призывающие к бою. Хватающиеся за оружие воины и разбегающиеся караванщики.