– Нет уж, вместе теперь все делать будем! Это не обсуждается.

– Ну ладно, вместе придем.

– И смысл? Все равно придется объяснять, какого хрена мы копали яму в сарае у зэка.

– Да не мы! – сказал Зиганшин с досадой, внимательно оглядывая сарай на предмет возможных улик против них. – Реутов сам копал, а зачем да почему, откуда нам знать? Мы просто пришли с ним поговорить. Допустим, хотели предложить ему работу. Или, наоборот, ругаться с ним хотели, чтобы к Фриде не лез. В общем, приходим, а тут такое. Мы вызвали полицию, а дальше пусть у них голова болит о том, что произошло.

Лев Абрамович скептически поджал губы:

– Разве мы сторож брату моему?

– Вот именно! Может быть, Реутов под картошку себе яму копал, увидел скелет и сбежал со страху. А может, наоборот, он там хранил клад, как в «Острове сокровищ». Вариантов масса.

В своих скитаниях по лесу Зиганшин давно заприметил маленький пруд, заросший почти до состояния болота. Вода в нем была мутная и вязкая, сплошь затянутая ряской по поверхности, и Мстислав Юрьевич всегда чувствовал беспокойство, проходя по кромке этого пруда, думая, что если оскользнется и упадет, то вода уже не отдаст назад своей добычи.

Кроме того, водоем располагался удивительно удачно. С трех сторон он был окружен болотом, непроходимым и пользующимся у грибников дурной славой. Люди там нет-нет, а пропадали, и последние годы никто из местных в те края не ходил. Но по краю пруда проходила старая заброшенная просека, по которой можно было проехать на джипе, имея водительский талант.

Зиганшин взглянул на часы и снова удивился, как медленно течет время. Еще только половина четвертого, а столько всего произошло…

В лесу стояла удивительная тишина, какой никогда не бывает днем. Луна висела над землей очень низко, освещая просеку тусклым мертвенным светом, в котором, впрочем, ничего нельзя было разглядеть, кроме очертаний и теней. Подъехав к пруду почти вплотную, он поставил машину так, чтобы фары светили на берег. Появились контуры больших валунов, нависшего над водой старого мертвого дерева с потрескавшейся корой. Все выглядело незнакомым и призрачным, и Зиганшину стало не то чтобы страшно, а проснулось древнее первобытное чувство опасности.

Привязав к телу несколько пакетов с камнями, они бросили его в пруд, и постояли, наблюдая в свете фонаря, как потревоженная ряска вновь смыкается на поверхности воды.

– Ты жил, как жил, не нам тебя судить, – вдруг тихо произнес Лев Абрамович, – но мы будем за тебя молиться, и может быть, душа твоя спасется.

– Поехали, – сказал Зиганшин и зашагал к машине, – ты дорогу запомнил?

– Да…

– Видишь, тропинка отходит? Пройдешь по ней с километр, увидишь старые посадки, там белых – косой коси. Только прошу тебя, отец, не злоупотребляй.

Лев Абрамович дико посмотрел на него и отшатнулся:

– Слава, как ты можешь сейчас об этом думать?

– Могу и тебе советую. Совесть нас все равно будет мучить всю жизнь, давай хоть до завтрашнего вечера к ней не обращаться, пока не закончим дела с ментами. На текущий момент у нас две задачи – отмыться и выспаться.