Меня била дрожь, и я задыхался, будто бежал целый час. От переполнявшего меня животного страха подкашивались колени, и чтобы не рухнуть на землю, я всем телом навалился на посох Ведьмака.
Но от весенних дождей река почти вышла из берегов и стала очень глубокой. Поток был сильным, вода неслась мимо меня в темноту за деревьями, где ползла ведьма. Я вглядывался во мрак, но разглядеть очертания ведьмы смог не сразу.
Мамаша Малкин двигалась в мою сторону. Ее силуэт был темнее тени деревьев – казалось, эта чернота может поглотить навсегда. Звуки, сопровождавшие ведьму, не мог заглушить даже шум реки, и это был не только шелест высокой травы. Она фыркала и чавкала – как тогда, во время поедания лепешек в яме, – и снова напомнила мне жирных свиней у помойного корыта.
Когда ведьма появилась из-за деревьев, на нее упал лунный свет, и я впервые ее увидел. Голова Мамаши Малкин была опущена вниз, лицо закрывали спутанные седые волосы. Казалось, что она смотрит на свои ноги, выглядывающие из-под черного платья. Черный плащ был ей слишком велик, будто за годы заточения она стала меньше ростом. Он волочился по траве и, кажется, именно он оставлял серебристый след.
Платье ее было испачкано и изорвано, что было совсем неудивительно, но на нем виднелись и свежие пятна. Что-то капало на траву из ее левой руки – это была крыса, которую она пожирала.
Казалось, ведьма меня еще не заметила. Она подошла уже совсем близко и вот-вот могла врезаться в меня. Я кашлянул, но не для того, чтобы обозначить свое присутствие, – это был нервный кашель, которого я сам от себя никак не ожидал.
Она подняла голову и посмотрела на меня. Луна осветила ее лицо – оно было настолько отвратительным, что не могло принадлежать живому существу. Но ведьма была живой, учитывая звуки, которые она издавала, поедая крысу.
Я едва не лишился чувств, увидев ее глаза: они были похожи на два горящих угля, два красных языка пламени.
Ведьма заговорила со мной, и ее голос напомнил что-то среднее между шепотом и карканьем, будто шуршание опавших листьев на осеннем ветру.
– Мальчик, – сказала она. – Я люблю мальчиков. Подойди ко мне.
Разумеется, я остался стоять на месте. Я словно прирос к земле, и у меня дико кружилась голова.
Она продолжала приближаться ко мне, и ее глаза стали намного больше. Но не только глаза – все ее тело распрямилось и превратилось в огромное черное облако, готовое вот-вот поглотить меня.
Я непроизвольно поднял вверх посох Ведьмака – это сделали мои руки, не я.
– Что это, мальчик? Волшебная палочка? – прохрипела ведьма. Потом она еще что-то пробормотала, бросила мертвую крысу и протянула руки ко мне.
Она хотела моей крови. В диком ужасе я закачался из стороны в сторону, будто молодое деревце от порывов зимнего ветра. Я мог запросто умереть там, на берегу реки, и ни одна живая душа не смогла бы мне помочь.
Вдруг кое-что произошло…
Посох Ведьмака не был волшебной палочкой, но колдовать он все-таки умел. Мои руки начали двигаться с небывалой скоростью, рисуя в воздухе невидимые фигуры, а затем я ударил ведьму посохом по голове. Она издала хрип и свалилась в реку. Брызги полетели во все стороны, и она пошла ко дну, но все же была очень близко к берегу. Сначала я подумал, что ей конец, но, к моему ужасу, она высунула из воды левую руку и схватилась за траву. Затем на поверхности показалась вторая рука, и ведьма попыталась вылезти из воды.