— И что? — не удерживаюсь от вопроса. — Такая женщина есть?
Он поворачивает голову и окидывает взглядом мои ноги.
— На постоянной основе пока только горничная.
А голос такой грустный-грустный, как будто она его мучает. И такой вздох тяжелый, что прямо трогает сердце. А мне становится так смешно, что с трудом удается сдержать улыбку. Не идет ему образ страдальца. Понятно же, что, если бы горничная так его не устраивала, он бы ее уволил. Да и на мужчину, который переживает, что до сих пор не женат, он не очень похож, о чем свидетельствует тот же взгляд на мои ноги и дама, которую он оставил гулять на террасе.
Машина заезжает на заправку. Ничего не спрашивая, Воронов выходит из машины. Возвращается спустя минут десять с каким-то пакетом и закидывает его в багажник. Мы снова трогаемся. Огни города остаются где-то там, позади, впереди только дорога и темнота, разбавленная светом фар.
— Куда мы все-таки едем?
— Почти приехали. Потерпи.
Ну и конечно, теперь, после этих слов, мое любопытство, наоборот, становится только сильнее. Я начинаю нетерпеливо осматриваться, но подсказок не становится больше. В какой-то момент машина мягко съезжает с трассы, едет по гравию и ухабам, а потом останавливается.
— Пойдем.
Я вздыхаю и смотрю на свои туфли: вообще-то жалко. Ни одна прогулка не компенсирует эту потерю.
— Чем займемся? — спрашиваю я, выходя из машины. — Будем ловить ежиков или померзнем без цели?
Воронов накидывает мне на плечи пиджак. А потом разворачивает спиной к себе, и я восхищенно выдыхаю. Огни. Много огней. Часть города как на ладони — переливается, напоминая сейчас поле из светлячков.
— Красиво! — не сдерживаю восторга.
— В детстве, — слышу за спиной голос Воронова, — когда мне казалось, что хуже уже не бывает, я прибегал сюда. Смотрел на большой город, такой маленький город, и понимал, что мои проблемы его не волнуют. И двигался дальше.
Обернувшись, я смотрю в волевое лицо. Не могу представить его мальчишкой. И тем, кто может бежать от проблем, не зная, как их разрешить.
— У вас было трудное детство?
— Уличные драки, скандалы дома, директор школы, которая постоянно грозилась меня выгнать, сигареты в подворотне, первый поцелуй, от которого меня тошнило два дня. Оно было веселым, но это я сейчас понимаю. Есть у этого места такая магическая особенность: когда сюда возвращаешься, прошлые проблемы кажутся мелочью.
Отвернувшись, я смотрю, смотрю на огни. Переливаются, как будто заигрывают со мной.
Становится немного прохладней, и я обхватываю себя руками. А потом снова тепло.
— Держи.
Александр протягивает мне пластиковый стаканчик — что в нем, разобрать не могу, но пахнет приятно. Ага, и щекочут нос пузырьки.
— Шампанское?
— Отметим наш совместный дебют на паркете. Ну или можешь предложить другую причину — тоже сойдет. Просто очень хочется выпить.
Я улыбаюсь, потому что, хотя в его руке тоже стаканчик, уверена, что спиртное он пить не будет. А сделав глубокий вдох, убеждаюсь в этом окончательно: кофе, у него в руках кофе.
— Спасибо, — говорю я, вспомнив, что так и не поблагодарила его за помощь на вечеринке. — На самом деле… Знаете, это случается редко, но у меня просто нет слов…