Я хотела опять полюбить его. Я ужасно хотела найти какую-нибудь искорку чувства, приятное воспоминание, которое опять могло разжечь любовь к нему, но не оставалось ничего, кроме раздражения и отвращения, и я в отчаянии спрашивала себя, каким образом, ради всего святого, наша жизнь может опять наладиться. Возможно, если бы я сумела как следует доказать ему, насколько это грязное дело, отношения наши пошли бы на поправку.
— С сахаром и молоком? — Я очнулась от мрачных мыслей. Дорин явно в спешке надела джинсы и ковбойку, потому что рубашка была застегнута не на ту пуговицу. Она поставила на стол две большие розовые кружки в форме поросят и подвинула в мою сторону открытую пачку сахару и большую бутылку обезжиренного молока.
— Только сахар, пожалуйста, — ответила я, и она бухнула в обе кружки по огромной столовой ложке сахару. Я обхватила кружку ладонями и отпила глоток. Кофе был такой крепкий, что сердце у меня сразу же заколотилось как бешеное.
— Я как-то выбилась из колеи… — пробормотала Дорин и насыпала себе в кружку еще ложку сахара.
На ее лице появилась самодовольная улыбка.
— Что заставило тебя переменить мнение?
Я даже не знала, с чего начать. Трудно было вернуть свое доверие к ней.
— Я знаю точно, что Ханнеке не совершала самоубийства, — начала я. — Я знаю ее, она не такой человек.
Дорин вздохнула.
— Ты ведь не затем сюда пришла, чтобы сказать это? Ты же знала об этом и неделю назад, хотя отказывалась. Господи Боже мой, конечно, она не совершала самоубийства. Но попробуй докажи это! Мы не нашли ничего, что указывает на насильственную смерть. Да ты вообще обратилась не по адресу, потому что меня отстранили от расследования.
— Ты сказала, что Симон приложил к этому руку…
— Да. Он подослал к моему шефу одного из своих самых высокооплачиваемых адвокатов, который рассказал, будто я вела против него личную вендетту — собирала материал недозволенными методами…
— Но ведь ты так и делала. На основании чего ты конфисковала бухгалтерские отчеты Симона и Иво? А проводила обыск в их домах?
— Ха, это не я, это налоговая полиция, их дело никак не было связано с моим расследованием. Я просто находилась там вместе с ними во время обыска. Но и этого нельзя было делать. Налоговая полиция уже несколько лет следила за Симоном Фогелем из-за мошенничества, с помощью которого он заработал миллионы на сексе по телефону. Я уж не знаю, как точно обстояло дело, но факт, что он в течение многих лет при помощи каких-то загадочных схем уходил от налогов. Ему всегда удавалось выйти сухим из воды, но сейчас они все-таки, кажется, взяли его за яйца…
— Секс по телефону?
— Да. С этого он начинал и на этом заработал себе капитал. После того как загнал в гроб моего отца.
— Твоего отца?
Дорин взяла щепотку табака из пачки и положила ее на папиросную бумагу.
— Мой отец держал торговую лавку на рынке «Алберт Кейп». Продавал одеяла, пуховики, подушки, наволочки и всякое такое. Симон был тогда еще сопливым мальчишкой, его лавка была рядом, у него был товар, привезенный из Таиланда. Одни подделки. Кто тогда разбирался в фирмах? «Фиоруччи», «Каппа», «Найк», «Лакост». Рубашки-поло, носки, теннисные повязки, подобное барахло. Расходилось, как горячие пирожки. Мой отец был в восторге, как ловко Симон все устраивал. Частенько после работы они ходили вместе выпить, и Симон с горящими глазами болтал всякий вздор о своих планах. Однажды он сообщил, что прекращает торговлю. Он собирался заняться делом, которое могло сделать его миллионером. Но пока он держал это в тайне. Папа решил, что это его шанс, и спросил, не мог бы он занять место Симона на рынке.