Дети подняли визг. Мы захлопали. Бумагу разорвали. Там оказалось пять больших коробок с игровыми компьютерными приставками.

— Будете играть вместе с братишками и сестренками, — прокричал Симон, пытаясь перекрыть восторженные вопли детей. Мы, родители, замерли. Михел удивленно посмотрел на меня. Мы с ним договаривались, что не будем покупать детям такие вещи.

— Господи, Симон… Да зачем это?.. — Михел протянул ему руку. Кейс крепко похлопал по плечу. Симон принимал благодарности, в ответ улыбаясь до ушей.

— Ах, ребята, приятно иногда делать подарки. Эти детские мордочки. А мне всего-то надо было кое с кем переговорить — и вот…

Про кучу подарков в середине комнаты, которую мы сами приготовили для детей, мгновенно забыли. Как и про хот-доги, колу и другие вкусные вещи. Сначала надо было испробовать приставки.

Мы чувствовали себя немножко выбитыми из колеи роскошным подарком Симона. Михел раздраженно прореагировал на мой вопрос, куда мы дома денем эту приставку, и сказал, что если с ней так много проблем, он заберет ее к себе в офис. Иво и Ханнеке поссорились из-за того, чья очередь идти готовить кофе, Эверт предложил свои услуги, а дети пребывали в такой эйфории от компьютеров, что распаковывали остальные подарки безучастно и нехотя и вздыхали с досадой, что нужно было еще и стишки читать.

— Что за идиот? — ворчала Ханнеке. — Зачем он это делает? Что он хочет доказать? Он уже купил наших мужей, а теперь хочет купить и детей?

Мне казалось, она права, но я все-таки пыталась ее успокоить, чтобы предотвратить ссору, которую она сгоряча могла затеять с Симоном. Возможно, он сделал это из лучших побуждений. Он хотел разделить с нами свой успех, ему нравится делать подарки, и нечего зацикливаться на этом. Она поднесла свой бокал с вином к моему и пообещала, что будет держать язык за зубами, ради детей.

— Но тебе я все-таки скажу. Такие номера ему больше нечего отмачивать. Строить из себя богатого дядюшку. Как будто мы — кучка бедняков.

Вдруг раздался звон разбитого стекла. Мы оглянулись. Эверт, разгорячившись, схватил Симона за лацканы пиджака. Симон нервно смеялся и, подняв руки вверх, смотрел на нас умоляющим взглядом.

— Ну хватит, Эверт, это же детский праздник… Давай не будем, не сейчас…

Эверт начал трясти его. Его подбородок и сжатые губы дрожали. По щекам текли слезы. Бабетт и Патриция вскочили с места, подбежали к мужьям и стали растаскивать их в разные стороны. Бабетт вопила в ухо Эверту, чтобы он вел себя нормально и отпустил Симона. Эверт притянул к себе Симона, прорычал ему в лицо «мудак» и с силой отшвырнул от себя.

— Пусть оставит меня в покое! — крикнул он и в полном отчаянии выбежал из комнаты. Ханнеке бросилась за ним. Патриция склонилась над всхлипывающей Бабетт.

— Ах, ах, — сказала Анжела, потирая руки, — он опять сорвался. В самом деле. Ему опять плохо…

Симон поправил пиджак, плеснул воды в лицо и с непонимающим и невинным видом развел руками.

— Простите, ребята. У нас тут с Эвертом один вопрос… По делу, не личное, но он, как оказалось, не разделяет эти понятия. П-ф-ф, пивка бы. Поставь какую-нибудь музыку повеселее, Иво. Не будем портить вечер из-за ерунды.