Придворный маг постанывал от удовольствия, а я, тихонько зайдя со спины слуги, вытащил из ножен кинжал и, ухватив его за кончик, приложил рукоятку к голове Бастида.
— Артакс, что вы делаете?
Придворный маг вскочил и, если бы он был обут, наверняка кинулся бы спасать своего любимца. Глядишь, еще и посох схватил. Я, между тем, содрав с лакея его же собственный пояс, связал парню обе руки за спиной, а потом ноги, благо, веревочка была прихвачена заранее.
— Господин Артакс, — взял себя в руки маг. — Может, вы вся таки объяснитесь?
— Сейчас, — кивнул я. — А еще рот ему не стоит пока заткнуть?
— Артакс?!
Я просто приложил указательный палец к губам и, к моему удивлению, придворный маг перестал орать.
— Ложитесь, — прошептал я Габриэлю почти в ухо. Потом добавил слово, которое сам не любил произносить, но которое очень любил слышать от других: — Ну, пожалуйста… Ваш слуга — маг. Я видел, как он зажег костер без огнива. Если я ошибся — встану перед ним на колени, и буду вымаливать прощение. Если ж нет…Пусть он думает, что вы тоже связаны, а я предатель.
Маг, онемев от удивления (за два дня успел убедиться, что я не страдаю от лишней вежливости), улегся на живот, покорно позволил обмотать себе руки. Кроме того, он был не простым магом, а придворным, стало быть, сентиментальностью не страдал. (Ну, может и простые маги не страдают, не знаю.)
— Если вы ошиблись, граф, я превращу вас в корову. То есть, вы останетесь человеком, но будет мне послушны!
— Хорошо, — вздохнул я. — Главное, чтобы не в мерина.
— Вы его не убили, надеюсь? — поинтересовался маг, пошевелив кистями. Убедившись, что путы можно легко скинуть, кивнул.
— Опыт! — хмыкнул я, не вдаваясь в подробности.
— Юноша, — услышал я женский голос.
Я обернулся. Это была монахиня, чей возраст и внешность было не угадать под мешковатым хитоном и куколем. Сестры из монастыря святой Иринии выполняли обет послушания — они оказывали помощь раненым в госпиталях доброго короля Руди. Сюда я попал после неудачной разведки, получив одну стрелу в бок, а вторую в ногу. Бок, к счастью, был только оцарапан, да и нога пострадала не сильно — мякоть. Лекарь меня осмотрел, махнул рукой — мол, пустяки, и передал сестрам, а уж те вытаскивали стрелы. Думаю, оно и к лучшему. Монахини, по крайней мере, старались обращаться с моим мясом более аккуратно. Да и швы накладывали изящнее. Пролежав неделю в бараке, заполненном стонами, кровью и нечистотами, я решил, что пора выздоравливать, тем более, что раны неимоверно зудели и чесались. Говорят — это верный признак выздоровления. Тем более, что все лечение сводилось к тому, что «Optimummedicamentum quies est»[5]. После перевязки я собирался вернуться в полк, а пока ждал своей очереди.
— Да матушка?
— Смиренная сестра Джулия, — поправила меня монахиня.
— Простите.
— Юноша, я слышала, что вас называют студентом? Вы медикус?
Прозвище «Студент» я получил в лагере для новобранцев после того, как выловил злополучный талер из пивной кружки. Ну, не говорить же было, кто я такой? А сказать, что бакалавр, язык не повернулся. Степень-то мне присвоили, но я даже тему диссертации не помню.