Аналогичный случай произошел с переводчиком А., спасшим жизнь партийного советника в Кандагаре.

Поведение переводчиков в сложных положениях часто определяло исход дела. Дари, на котором говорят афганцы, в Советском Союзе не очень популярный язык для обучения в вузах. В числе первых переводчиков часто выступали ребята из Таджикистана: таджикский язык близок к дари. В Кабул была направлена группа студентов Института стран Азии и Африки МГУ после третьего курса. Прямо со студенческой скамьи они попали в «горячую точку». Некоторые — в воинские части. Прибыл в Кабул и сын моего сослуживца по Пакистану Игорь Адамов. Начитанный, веселый парень, он очень нравился нашей семье. Моя дочь и Игорь подружились еще маленькими детьми в Карачи. Эта дружба продолжалась в Москве. Отец Игоря после Пакистана преподавал в Высшей школе КГБ, готовил диссертацию. Меня он просил присмотреть за сыном. Тот попал в группу переводчиков при афганском генеральном штабе. Ее составляли выпускники Военного института иностранных языков. Отец говорил мне:

— Пока ты в Кабуле, я за Игоря спокоен!

— Я не царь и бог. Может быть всякое. И где спокойнее — угадать трудно, — отвечал я.

Игоря я видел редко. Просто не было времени. Готовилась первая Пандшерская операция. Тогда уже заговорили о «пандшерском льве» Ахмад Шахе Масуде.

Игорь приехал к нам на виллу поздно, сказал, что будет участвовать в операции, находясь в ревервном батальоне афганского спецназа и заменяя раненого штатного переводчика. Мы проводили Игоря до машины, где его ждали ребята.

Пандшерская операция проходила «по плану», как обычно говорят военные.

Через три дня от советника военной разведки я узнал, что операция захлебнулась, погибли три человека. Об этом узнала моя жена, которая работала в резидентуре КГБ.

— Не кажется ли тебе, что Игорь в числе погибших? — спросила жена. — Узнай, кто погиб.

На следующий день меня попросили приехать в военный госпиталь, чтобы опознать труп советника, солдата-связиста и Игоря. На лице переводчика было несколько штыковых ран, в животе нашли болт. Болтами стреляли из самодельных винтовок. В представительстве КГБ мне сказали, что ведется расследование. Спецназовский батальон был послан на усмирение взбунтовавшегося афганского полка. Причиной бунта послужила информация от местных жителей, которые рассказали, что через кишлаки проходила советская разведрота, оскорбляла и грабила жителей. Полк отказался от участия в операции. Спецназ не смог их усмирить. В перестрелке были убиты наши советники. Трупы лежали в камнях три дня. Пришлось проводить спецоперацию.

Среди ночи раздался звонок из Москвы. Мать Игоря спросила:

— Это правда, что его пытали?

— Нет, — сказал я, ничего не говоря о штыковых ранах. — Его отвезут в Ташкент.

Как мать узнала о смерти сына, я не знаю. Тогда еще не разрешали хоронить в Москве. Отец Игоря перевелся в Минск, хотя перед этим они получили в Москве хорошую двухкомнатную квартиру. Игоря похоронили в Минске. В МГУ есть комната славы, там находятся его документы и вещи.

Отец Игоря долго судился с Министерством обороны, обвиняя военных в смерти сына. Конечно, это была ошибка — посылать в афганскую бойню студентов без всякой военной подготовки.