— Может, мы еще встретимся, — сказал Мергес, не сбиваясь с шага. — Я подумываю осесть в Калифорнии.

— Я обещаю, Мергеш, — крикнул Эрнест ему вслед. — Буду тебя хорошо кормить. Жареный краб и кинза каждую ночь.

Опять воцарилась темнота. Следующее, что увидел Эрнест, было розовое свечение восхода. Теперь я знаю, что такое «ночь после трудного дня», подумал он, сел в кровати, потянулся и стал глядеть на спящую Артемиду. Он был уверен, что Мергеш покинет измерение снов. А остальная часть проклятия? Они про это не говорили. Несколько минут Эрнест обдумывал перспективы — связь с женщиной, которая так часто бывает сексуально ненасытной, дикой. Он тихо выскользнул из кровати, оделся и пошел вниз.

Артемида, услышав его шаги, крикнула:

— Эрнест, не уходи! Что-то изменилось. Я свободна, я знаю. Я чувствую. Не уходи, пожалуйста. Уже не надо.

— Я иду за завтраком. Десять минут, — крикнул Эрнест от парадной двери. — Мне срочно нужен бублик с большим количеством семечек и плавленым сыром. Вчера я видел тут поблизости магазин.

Он как раз отпирал машину, когда в спальне открылось окно и послышался голос Артемиды.

— Эрнест, не забудь, я веганка. Никакого сыра. Возьми мне…

— Я знаю. Авокадо. Я запомнил.

В этой книге я пытался быть одновременно рассказчиком и учителем. В случаях, когда эти две роли противоречили друг другу и мне приходилось выбирать между сочным педагогическим комментарием и поддержанием захватывающего ритма сюжета, я почти всегда решал в пользу сюжета и пытался выполнять свою учительскую миссию через косвенные рассуждения.

Читатели, заинтересованные в дальнейшем обсуждении, могут обратиться к моему веб-сайту: www.yalom.com. Там я привожу нужные ссылки на профессиональную литературу и обсуждаю ряд технических аспектов этих шести историй: конфиденциальность информации о пациентах, грань между художественной и документальной литературой, терапевтические отношения, внеисторичный подход «здесь и сейчас», терапевтическую прозрачность, экзистенциальные подходы к терапии, динамику тяжелой утраты.