В сторону города? Наверняка.

Скорее всего, будет несколько групп преследователей. Они эту местность знают хорошо, а вот он не знает вообще.

Что делать? Прятаться в лесу? Но скоро зима. Без знаний и умения выживания в зимнем лесу он сдохнет от голода и холода с наступлением первых морозов.

Возвращаться в город? Но это чужой город. Он весь разрушен войной. Другие пленники по вечерам скупо делились впечатлениями. Почти все говорили, что в городе полный беспредел и анархия. Сплошные банды, и никакой более-менее вразумительной власти. Некоторые кварталы пытаются организовать нечто вроде отрядов самообороны, но там и вояки еще те, и с оружием проблемы. Бандиты кроют их, как баран овцу.

Как там люди живут?

Но ведь живут же – жить где-то надо. Если туда возвращаться, то к кому идти за защитой?

Только бы не поймали… Живым он все равно не сдастся…

Разделить участь Ильи? Нет уж! Лучше смерть – быстрая и легкая.

Умирать страшно… Где взять силы, чтобы самому нажать на спусковой крючок, судорожно сжавшись от страха близкой смерти? Но принять те же муки, что и Илья… Нет…

Так. Все, спать. Спать. Утро вечера мудренее.

Холодно… Холодно…

Ночь была почти бессонной. Короткая, не приносящая облегчения дрема бесконечно прерывалась продолжительным тревожным вслушиванием в молчащий темный лес.

Тихо-то как!

Только вездесущие комары зудели, жаждая крови. Обезумев от ее близости, они бесстрашно садились на лицо и голову, впивались через ткань куртки в напряженную спину. Приходилось бесконечно отмахиваться от этих маленьких вампиров.

Тоже мне, «Сумерки», твою мать! И репеллентов никаких! Хотя эти гады ничего не боятся. Любая химия бесполезна.

Который час? Когда начнет светать? Тело стало окоченевшим.

Сидеть на прикладе автомата уже не осталось сил. В конце концов Липатов натянул на голову куртку, лег на бок, поджав ноги, и почувствовал, как сволочные насекомые немедленно атаковали заголившуюся поясницу.

Тихо взвыв от безысходности ситуации и беспримерного упорства комаров, Андрей закидал себя старыми листьями и опять лег, ощущая стылость земли и прелый запах старой листвы. Затем закрыл голову курткой в твердом намерении уснуть.

Предрассветные серые сумерки долго не покидали лес, словно зацепившись за густой кустарник. Но вот робко пискнула первая, самая ранняя птица. Затем еще и еще. К ним присоединились другие, все больше и больше.

Лес постепенно оживал, наполняясь звуками.

Липатов почти не спал, лишь изредка проваливался в туманное забытье, то и дело выныривая и пропадая вновь в липких объятиях поверхностной дремы.

Наконец Андрей решил для себя, что пора. Теперь он пошел, лавируя в кустах, не продираясь сквозь них, как ночью. По пути выискивал дерево повыше. Но таких, как назло, не попадалось. Все примерно одной высоты, а верхушки и вовсе хилые. Забраться на самый верх без риска упасть – нечего и помышлять.

Помимо раздумий о неизбежной погоне донимали мысли о собственном неумении ориентироваться в лесу. Вспоминалось что-то про муравейники, про мох на деревьях, растущий с северной стороны, про те же ветки, которых с той стороны должно быть меньше. Еще что-то приходило на память. Но толку с этого никакого не было, потому как не существовало понимания направления движения.