Попросив Опарова выйти в коридор, Вячеслав Николаевич позвонил в Мичуринск, куда накануне послал телеграмму. И опять ответ не в пользу Михаила Селиверстовича. К тому же, узнал Морозов, радиоузел в Мичуринске никогда не был на третьем этаже по причине отсутствия такового. Больше того, в последний момент выяснилось, что поезд, в который сел Опаров на Кубани, через воронежские земли вообще не проходит, у него другой маршрут — через Курск и Орел.
Но в это время следователь вынужден был свернуть с главной линии поиска, взяться, как говорят литературоведы, за боковой сюжет. Дело в том, что к нему явились отец Михаила Опарова и младший брат — Сергей.
— Это по какому-такому праву вы подкапываетесь под него? — спросили с ходу. — Замучили вызовами! Вы думаете, так вам и дадут на поругание заслуженного человека? Сами небось в тылу отсиживались, а он воевал. На самой передовой!
Следователю показалось подозрительным: всюду — и сам Опаров и его родичи — бахвалятся званием фронтовика, подвигами. В архив Министерства обороны уходит запрос. Ответ пришел очень быстро. Из него стало ясно, что Опаров в сорок втором за дезертирство был осужден к десяти годам тюрьмы, но меру наказания заменили штрафным батальоном.
— Вам номер такого-то батальона знаком? — спросил следователь.
Опаров подскочил как ужаленный. Поняв, что его биографией заинтересовались всерьез, сник, перешел на елейный тон. Тут-то Морозов и сказал ему:
— Не были вы ни в Лисках, как писали когда-то на Кубань, — Вячеслав Николаевич протянул ему письмо, оставленное в милиции Зинаидой Мостовенко, — ни в Воронеже, ни в Мичуринске. Это все проверено.
Спокойные и твердые глаза следователя встретились с растерянными, испуганными глазами Опарова.
— Ну так что, начнем настоящий разговор? — спросил капитан милиции.
Опаров угрюмо и как будто откровенно сказал:
— Поймите по-человечески, сколько ей, этой Зинке, нужно было алиментов отвалить… За что? В станице такая дешевизна… Вот я и увез его.
— Но где ребенок сейчас?
— Я его сдал в надежные руки, надежным людям.
— Кому? Где?
— Поверьте, надежным людям. Я и помогаю ему…
— Учтите, ребенка нет. Возможно, даже в живых. Пока мы не найдем его — подозрение с вас не снимется.
Послышался вздох раскаяния. Как ни был Опаров черен душой, он все же понял, что нянчиться с ним не собираются. Все его басни раскрыты. Следователь добрался даже до такой ниточки, как его трехсуточное отсутствие в поселке после возвращения с юга. Все, оказывается, уточнено, выяснено.
— В Кедровске он где-нибудь… Там я его бросил!.. — проговорил, не поднимая головы, Опаров.
— Как бросил? Вы же только что сказали — в надежных руках?
Подследственный признался, что именно в те трое суток, оставшихся без алиби, он на машине брата отвез ребенка, уже привязавшегося к нему, в соседний Кедровск и оставил в подъезде многоквартирного дома.
В тот же день работники милиции направились в Кедровск. Долго блуждали по центру, пока Опаров не остановился возле запомнившегося подъезда.
— Здесь…
Уже давно закончился рабочий день в городских учреждениях, а в кедровской милиции продолжалась операция «Валерик». Штатные работники и дружинники обходили старожилов, домоуправления, выясняя, не слышал ли кто о пропавшем теперь уже два года назад мальчике. Полненьком, белоголовом, в матроске. Обратились к населению по радио. Наконец в милиции раздался долгожданный телефонный звонок. Говорил подполковник в отставке Дмитрий Петрович Шемардин, герой Сталинграда и Берлина: