— Признался! Была у него голубая куртка. Добились, вот счастье какое! — Алтаев был явно раздражен. — А у вас?
— Мать Шалимова подтверждает про куртку. Ножа сапожного у сына, говорит, не видела, ни про какое преступление сын ей не говорил, по ее словам, он ничего и не делал. Насчет билетов, говорит, вызывали ее в детскую комнату лет десять назад, предупредили, чтобы за сыном лучше смотрела. Что делал сын в шестьдесят девятом году, не знает. Вернее, знает, что из школы его исключили, нигде не работал — устраивался. Вот и все.
— А у меня еще меньше, — мрачно сказал Колесников. — Был у дворничихи — ругается, ничего, говорит, не помню и не узнаю. Куртку голубую помнит, но и ее не узнает. Ну, с пиджаком ясно, ходил он в голубом пиджаке, но вот был ли убийца в голубом пиджаке — вопрос! А как доказывать, если и был? Я не успел побывать только у старушки, которая нож нашла. Завтра пойду — она старая, что ее сюда вызывать?
— Ладно, навести старушку, нож-то потеряли, хоть фото ей покажи. Она, конечно, нож не узнает, но закон требует — сходи, — сказал Алтаев. — А сейчас еще раз Шалимова вызовем, втроем поговорим с ним.
Шалимов пришел раздраженный и злой.
— Ну как, подумали ночью? — спросил Алтаев.
— Ночью спать надо, а не думать. Да и не о чем мне думать.
— Как знать! — загадочно сказал Колесников. — Значит, к убийству непричастны?
— Непричастен.
— И куртки голубой не носили?
— Куртку носил, говорил уже.
— А у нас показания есть, что парень в такой куртке поссорился с убитым, а потом пошел за ним. И приметы называют.
— Не знаю, что у вас есть, такие пиджаки у половины москвичей были.
— Так уж и у половины, — усомнился Зимин. — Вам же мать шила.
— Ну и что? Ходил я в пиджаке, а убийство при чем? Разве кто был в пиджаке, тот и убил? Докажите!
— Докажем! Если вы убили, то докажем, — ответил Алтаев.
— Если не вы, тогда извинимся, а дело на вас передадим в суд по статье 188 за побег.
— Видно, придется извиняться. Побег есть, признаю. И кражу в Туле сразу признал, читали дело?
— Мы многое про вас читали, Шалимов. Говорят, вы ранней весной без пальто ходить любите? — неожиданно спросил Зимин.
— Кто это говорит? Что я — пижон?
— Опять нам вопросы задаете: кто говорит? Люди говорят. Вы что, на необитаемом острове живете?
— Так врут люди, никто не будет помнить, в чем пацан ходил десять лет назад, в пальто или без, а раз так говорят, значит, врут.
Шалимов вел себя спокойно, можно было даже сказать, излишне спокойно. Когда его увели, Алтаев задумчиво проговорил:
— Что-то он очень спокоен. Не может человек так быть спокоен, когда его в убийстве обвиняют, не должен он быть спокоен. А если невиновен, то тем более волноваться должен. И потом, вы заметили, — чувствуется, что он внутренне подготовлен к вопросам, как будто отрепетировал свои ответы заранее. Иногда автоматически отвечает там, где надо бы подумать, а иногда над простым вопросом раздумывает. Тут что-то не так.
— Ты, Игорь, свои психологические обобщения вместе собери и в конверте судьям отдай. Вот, мол, вам, товарищи судьи, доказательства вины человека в таком серьезном преступлении, как убийство, тем более что ничего другого у нас нет, — сказал Зимин. — За такие доказательства адвокат тебе огромное спасибо скажет. Да что я говорю! Какой прокурор обвинительное заключение подпишет? Смех один…