— Действительно, зачем? Кто-то мог ей помочь?

Да кто же в таком деле поможет, эх, красавчик! Видно, загрызло Зинку положение — ни то ни сё, не жена, а так — подстилка для развлечений. Ударило в голову, она и руки на себя наложила. Мы, барышни, такие ранимые, нам бы только, чтоб любили и приласкали хоть когда… А получаем… А тут…

Тося залилась горькими слезами, оплакивая несложившуюся женскую судьбу свою и прочих подружек. Лебедев уже собрался налить успокоительное, но дверь распахнулась. На пороге стоял Коля, восторженный и слегка обезумевший: фуражка набок, пальто распахнуто.

— Есть зацепка! — сказал он таким страшным шепотом, что Тося перестала плакать.

* * *

Столица отряхивала зиму, как нахохленный воробей снег. Улицы еще полны темного снега, витрины не чищены, пролетки грязны, но каждая сосулька торопила весну. Весна — ранняя и долгожданная, подмигивала лужами и шумела стаями воронья над площадями и парками.

Казаров шел по Невскому и старался не смотреть на людей. Поднял воротник, словно искал в нем защиту. Он перебирал в памяти часы с днями и находил частые дыры. Что-то затягивалось, что-то оставалось в лохмотьях. Надо было как-то собрать, выстроить и заключить остатки в стальной обруч, чтобы больше не разбегалось. Но где же взять такой обруч, чтоб удержал сны и воспоминания.

В какой-то миг Ивану показалось, что он спит. И все это: проспект, стылая весна, и он сам в пальтишке — только снится ему или он сам часть чьего-то сна, в который попал и не может выбраться. Он прогнал тень, что мешала ему помнить.

Кажется, жар? Не простудился ли? Только этого еще не хватало. Нельзя простужаться. Нет, показалось. Щеки от ветра разгорелись. Теперь он забыл, куда шел? Ах, да… Надо возвращаться на службу. Сегодня сделал все, что обещал. Это помнил и никогда не путал. За это надо держаться, иначе совсем пропадешь. Что еще остается? Что-то важное было…

Казаров стоял на перекрестке и смотрел себе под ноги. Его задевали локтями в толчее, но все это было не важно. Он вспомнил, что сегодня надо сделать главное, надо успеть то, что никогда не было сном, а стало его жизнью, его смыслом и самой ее целью. Это же так просто, как же он мог забыть! Вот что надо непременно успеть. Сколько там, на башенных часах? Еще успеет. Еще не поздно. Надо только не опоздать. Старые дыры нельзя латать. Пусть будут новые воспоминания.

Он расправил воротник, отряхнул брюки от уличных брызг, догнал конный империал, что плелся по Невскому черепашьим шагом, и прыгнул на подножку. Все-таки быстрее, чем пешком. Теперь Казаров спешил. Он точно знал, что должен сделать.

* * *

Барышня хладнокровно разбирала учебники. Как будто не было полиции. Полиция же помалкивала, переглядываясь, и не решалась приступить к допросу. Быть может, смущала обстановка. Меньше всего эта комнатка напоминала обитель девушки. Железная кровать с худым одеялом, узкий шкаф, стол в чернильных пятнах, старый маятник, два шатких стула и стопка книг по математике. Ни занавесок, ни зеркал, ни тех милых безделушек, что создают исключительно женский уют. Спартанская обстановка намекала гостям: здесь вам не рады, спрашивайте и убирайтесь.