Алексей Сергеевич более уж не утешает себя.

– Не учите, дорогой мой, англичан! Они пророчат вам будущее. Но в их дела не лезьте. Они знают, что делают! Они прекрасно знают, что не вы продавали винтовые орудия и что все мы тут ни при чем! И китайцы все знают. Да и сэру Джону надоело возвращаться мысленно к Карамзину и началу века.

Мистер Вунг, которому накануне нанесли визит, принял прекрасно, опять мечтал вслух о карьере Стеньки Разина. Прислал в гостиницу подарки на дорогу: мандарины в ящиках, живых индеек особого откорма, для аристократического стола.

Ночью дождь стих. Тайфун миновал, как вылизал улицы, город и горы.

Пароход – фрегат «Нью-Винчестер» – уходил в Англию из Гонконга при большом стечении народа.

Сайлес, прощаясь, говорил, что с окончанием войны хотел бы стать здесь русским консулом, что все связи у него остаются и он еще выбьется.

– И не бойтесь, не избегайте дельцов и хищников, – говорил он, стоя на пристани и пожимая руки русским офицерам. – Не бойтесь их предпринимательства, не расслабляйте свой народ опекой. Вы погубите и его и себя, ведь вы не идете ни на одну сделку, что я вам предлагал, вы не смогли принять ничего ни сейчас, ни на будущее...

– Ну, гонконгский пленник, как вы? – спросил остающийся в Виктории мичман Михайлов.

– Вы о чем?

– Как ваше прощание?

– С кем?

– С... «черкешенкой»!

Все перецеловались и пошли по трапу. Отвечать некогда. Провожающие уже спустились.

Алексей почувствовал, что ему жаль покидать Гонконг, несмотря на все обиды и оскорбления, которые тут перенес. Чего же жаль? Сознания нашей отсталости? Своего ареста? Нет, чего-то значительно большего, что оставлял он в этой кутерьме, в этой европейско-китайской мешанине.

Судно отошло. Стал виден зеленый холм и на нем белый губернаторский дворец.

«А вон и она!» На балконе с колоннадой, на фоне стены из вьющейся зелени, Энн в красном жакете, как белокурая королева на параде в гвардейском мундире.

Она почувствовала миг и махнула рукой отходящим кораблям.

На рейде один за другим паровые суда снимались с якоря и отходили с гудками. Эскадра покидала Гонконг.

В красном жакете Энн долго еще стояла на балконе, отчетливо видимая с парохода. Белый платок у нее в руке.

На пристани провожающим видна теперь лишь корма судна. Мистер Вунг на гребной джонке мчится мимо массы жилых лодок. На высокой корме с раскрашенными балясинами он подпрыгнул, как бы от восторга, и весело закричал, показывая вдаль на уходящий корабль:

– Наш зять уезжает на огнедышащем драконе! К себе, в прекрасную, болотистую и холодную, дождливую страну внешних варваров!

Как по команде, масса лодочников и лодочниц поднялась на крыши и у бортов своих нищих жилищ, махая Сибирцеву руками и шляпами, а некоторые девицы с «цветочных лодок» визжали от восторга, как американки. Махали и кричали не только Сибирцеву. На драконе многие зятья уходили в страны королевы Виктории и ее противника царя.

За кормой утонули в сырой и мглистой тропической дали вершины гор на острове и на материке.

Алексею хотелось верить, что все это не зря, не зря судьба открыла то, что не видел никто другой, словно ему предназначен далекий и тяжкий жизненный путь, к которому он должен быть готов. Ему задана теперь задача, которая еще не понята, но которая, как тяжелая ноша, уже довлела.