Долго в Японском море дули ветра и стоял холод... Коля Ельчанинов держался молодцом, хотя и жаловался на «невыносимую качку» и что ветер так режет, что кожа на лице не выносит.

...Наверху заходили – видно, паруса стали наполняться, дрейф закончился. После тяжелых непрерывных штормов, которые вытерпели, теперь тепло. Туман поднялся, погоды наступают ясные.

Чуть подуло – Александр Александрович Колокольцов распростился и поехал к себе на шхуну «Хэда».

«Любо-дорого посмотреть, как он парусами управляется!» – подумал Корсаков, стоя на юте и глядя, как уходит Колокольцов на корме шлюпки, скользящей по тихой поверхности моря. Видна школа! Евфимий Васильевич требует от офицера: молиться богу, знать иностранные языки, управлять парусами шлюпок, уметь плавать не хуже матроса. Кричал: «Позор! Русские офицеры, катаясь в иностранном порту, перевернулись на шлюпке, потопили троих лучших матросов! Да, да, был и такой случай, господа! Не у меня, но был!»

В бинокль видно, как Колокольцов поднялся по штормтрапу на борт шхуны. «Хэда» пошла, оставляя за собой корвет «Оливуцу», набирая ходу при попутном, как гоночная яхта, и вскоре далекий парус ее чуть виднелся, как перышко, воткнутое стоймя в легкие волны.

А фрегат «Аврора» с устья Амура отправился на юг, торжественно помчался в кругосветное плавание. Домой! В Кронштадт! С заходом в Гонконг, в Сингапур, на мыс Доброй Надежды. «Оливуца» должна зайти в эти порты, но позже.

Фрегат «Аврора» первым из нашей эскадры возвращается в Балтийское море. Овеянный славой! Долго искали его союзники по всему океану, даже в Америке. Коммодор Чарльз Эллиот всех китобоев и купцов опрашивал. В Татарском проливе, когда на шхуне «Хэда» мы шли из Японии, окликнули: «Не видели русский фрегат «Аврора»?» Мы выдали себя тогда во тьме и тумане за янки-котиколова.

В Хакодате простояли 4 дня. Посьет встречался с губернатором. Все побывали в городе. Шхуна и корвет вышли в море. Но опять «Хэда» ушла вперед. Корвет потерял ее из вида.

Ночью на «Хэде» стреляли из пушек и жгли фальшфейеры, но нигде ни отклика.

А следующей ночью Колокольцов, спустившись по трапу, произнес громким голосом:

– Вставайте, господа! Симода!

Жаль расставаться со шхуной «Хэда», уже чувствуешь ее не своей. А ведь сам ее строил, сжился с ней. Сжился из-за нее с японцами, обучал их всему, что сам знал. Подрядчик Ябадоо уговорил переехать к нему на квартиру из казармы и держал Александра как зятя.

Тускло, мутно, сонно. Еще ночь. Город Симода спит. И не чуют, какой им приготовлен сюрприз.

При луне видно, как проплыли скалистые островки с тропической растительностью в вершинах и с соснами в виде зонтиков.

Со сторожевой халки окликнули по-английски, кто идет.

– Орося ни фунэ дес[73]... – ответил Колокольцов по-японски.

На рассвете заметили, что в городе выросло большое новое здание. Это, верно, и есть Управление западных приемов, которое японцы начали возводить к сроку открытия порта для иностранных кораблей, когда мы еще тут были.

Штурман Семенов, оглядевший в трубу знакомые места на окружности побережий, заметил какую-то странность. За бухтой, у деревни Какосаки, на крыше храма Гекусенди что-то установлено вроде флага. Но тихо, в безветрие нельзя разглядеть.