Художница вышла во двор и остановилась, в замешательстве глядя на темные окна дома. Улица, еле различимая за оградой, спала, нигде не мелькало ни искры света. И только далеко, на фоне затянутого снеговыми тучами неба, слабо отражалось зарево далеких столичных огней. Поддувал низовой ветер, женщина ежилась от холода, но голова у нее горела будто в лихорадке.

Внезапно в глубине темного окна, смотрящего прямо на нее, вспыхнул огонек, крохотный и слабый, словно кто-то зажег спичку и тут же задул. Александра пошла к дому, поднялась на крыльцо, потянула на себя дверь. Прокралась через сени, постояла в кухне, прислушиваясь к потрескиванию дотлевающих углей в закрытой печи. Других звуков в доме слышно не было. Ощупью, впотьмах, Александра отыскала за ситцевой занавеской дверь в комнату, где постелили им с Мариной. Войдя, она сняла куртку, бросила ее рядом с кроватью, скинула валенки, спросила шепотом, на всякий случай: «Марин, ты спишь?» Не получив ответа, улеглась и вскоре, вопреки своим ожиданиям, уснула.

На этот раз ее никто не будил, она проснулась сама и некоторое время лежала, нежась в солнечных лучах, беспрепятственно проникающих в не занавешенное окно. В комнате никого, кроме нее, не было. Свернутая постель Марины аккуратным валиком лежала на краю топчана. Из кухни доносились голоса.

Александра вышла, и хозяева, сидевшие за столом, пившие чай, встретили ее дружелюбными возгласами:

– Хорошо спалось? Это от здешнего воздуха, после Москвы! – говорила Елена, на чьем белом, сдобном, заспанном лице еще не разгладился след от подушки.

– Мы к вам два раза заглядывали, но не разбудили, пожалели! – сообщил Птенцов, разламывая пополам бублик.

– А где Марина? – все еще сонно осведомилась Александра, присаживаясь к столу.

– Уехала, – невозмутимо сообщила Елена, наливая гостье чашку чая.

– Как уехала?! – воскликнула Александра. – Когда?

– Да уж часа полтора назад. – Елена придвинула ей чашку. – Ничего, я вас до электрички провожу! Тут недалеко!

– Близко, – подтвердил Птенцов. Вид у него был самый безмятежный. – Пять минут ходьбы. Здоровыми ногами, конечно, не моими подпорками.

– Но почему она уехала без меня? – недоумевала художница.

– Торопилась, – спокойно пояснила Елена, отправляя в рот кусочек молочно-белой халвы. – Дела у нее какие-то нашлись.

– Но она мне говорила, что никуда не спешит!

– Мало ли что она говорила? Вспомнила о чем-то и заторопилась! Дело предпраздничное… У меня самой голова кругом. Да вы берите варенье, это все из своей ягоды!

Варенье, которое приветливо предлагала хозяйка, действительно оказалось отличным: клубника еще сохранила запах лета, красные ягоды словно парили в густом сиропе. Александра тем не менее старалась не засиживаться за столом. Елена уговаривала ее остаться на полдня и погулять на деревенском воздухе, уверяя, что бледность гостьи происходит исключительно от городской жизни. Птенцов не принимал участия в уговорах и держался так, словно и не было никакого ночного разговора наедине. У художницы даже создалось впечатление, что ее присутствие чем-то ему неприятно. Она поднялась из-за стола: