«Тогда можешь идти, негодный мальчишка».
«Спасибо и до свиданья, директор».
Когда Эрик взялся за ручку двери, он вдруг услышал:
«Да, вот что еще… Раз уж ты свое получил, то знай, что обладаешь также и хорошими качествами. Наверное, от Бога. У тебя явный талант оратора, и ты смелый. Сохрани это и не порти себе жизнь. Всё, можешь идти».
Но директор, по мнению Эрика, сильно ошибался. Разве, например, «талант оратора» — дар Божий? Нет, это просто один из многих способов защиты. Да и о смелости, наверное, стоит говорить, когда человек идёт балансируя по коньку школьной крыши на высоте 25 метров. И разве можно назвать смелой атакующую мышь, загнанную котом в угол? Все это просто самооборона.
Легче было разобраться с уважением к учителям. Козёл дрался и получал ад у себя на уроках. Учитель физики и математики Окунь распускал руки, и Эрик превращал его часы в хаос. До тех пор, пока Окунь не пришёл к радикальному решению: начинать урок словами «Добрый день, мальчики! Все садитесь, а Эрик выйди в коридор!» И совсем иное дело Торт, учитель истории. Щуплый доцент на пенсии превращал класс в поле битвы или место действия различных авантюристов. Он мог с указкой вместо меча («короткого римского меча»), по-сле того как указка «в пылу битвы» ломалась им через колено, или линейкой вместо щита запрыгнуть на кафедру, показывая, как македонская фаланга шла в атаку. Это когда Александр Великий завоёвывал мир. Торту и в голову не пришло бы как-то физически наказать мальчика, тем более ударить. Ученик, додумавшийся сорвать его урок, получил бы трёпку от товарищей уже на ближайшей перемене.
Или учительница английского языка Анна. Ей-то вроде не на что было рассчитывать перед двадцати пятью парнями, большинству из которых она уступала в росте. Маленькая дама с сумочкой и маской на лице в те дни, когда она боялась стать разносчиком заразы. Но не приведи Бог, если во время ее монологов вдруг слышался чей-то шепоток. Тогда она прерывала изложение материала и переключалась на необходимость уважения к знаниям и работе. Вроде бы обычная тематика, но искренность и серьезность действовали на учеников почти гипнотически. И, признать должно, класс принимал ее доводы. Или учитель биологии и географии Борец Ивар (он на самом деле боролся в молодости), никогда не поднимавший руку на кого-либо из мальчиков. Его предметы изучались с интересом, даже удовольствием. Чего не скажешь о преподавательнице шведского языка, прозванной Малышка. Та имела привычку таскать за волосы или дёргать за ухо при неверном ответе на её идиотские вопросы о пунктуации.
Хотя, с другой стороны, вряд ли все упиралось в деление учителей на «дерется — не дерется». Возможно, дело было в самом Эрике, для которого демонстрация силы всегда ассоциировалась с деяниями папаши. Он ведь почти инстинктивно поднимал шум на уроках любителей телесных наказаний в любой форме. А уж члены шайки и те, кто им симпатизировал или просто боялся, конечно, оказывали ему поддержку.
Во всем этом Эрик не умел разобраться самостоятельно. Да ведь не умели и учителя, встречаясь для бурного подведения итогов на педсовете. Там одна половина собрания оценивала Эрика словами типа «мягкий», «добрый», «на редкость одаренный», а вторая — «злобный выродок», «бандитские наклонности», «недостоин обучаться в нашем заведении», «верное место для него — исправительная колония, на худой конец автошкола». Сам-то он полагал, что, собственно, правы и те и другие.