Комендант, молча постукивая пальцем по столу, испытывающее смотрел на комиссара.

— Мне нужно было, чтобы этот чернокожий вышел отсюда живым и невредимым, — вдруг прервав напряжённое молчание, произнёс комендант.

— Господин Коррадо, при всём уважении, мне кажется, вы поспешили отпустить это животное, — нервно облизывая губы, сказал Кобылин.

Удар кулака о стол заставил комиссара вздрогнуть и замолчать.

— Мне насрать на твоё мнение! — вскрикнул комендант. — В городе действует чёртово подполье! Как они там себя называют? Ах да, «Оплот». Умалишённые фанатики, возомнившие, что грядёт конец света и что они вправе устраивать самосуд над грешниками. Городские улицы провоняли трупами насильников, педофилов и убийц.

— Что же в этом плохого? Они же не знать режут, — помявшись, спросил Кобылин.

— А то, что завтра в их списке можем оказаться и мы с тобой, идиот! Или ты святой?! — сдвинув брови, зыркнул комендант.

Кобылин поёжился.

— Этот проповедник на площади наверняка был одним из них. Чернокожий мог вывести нас на их логово, — недовольно выдохнув, произнёс комендант.

— Ну и пускай катится, я прослежу за ним, — разведя руками, сказал Кобылин.

— Да ты и впрямь дурак! Отпустить?! После того, что он сделал?! Хочешь, чтобы мои люди устроили мятеж??? — глядя на комиссара с прищуром, спросил комендант.

Кобылин побледнел и опустил глаза.

— Так, вот что. Ступай в подвал и выбей из этой скотины всё, что он знает. Только не переусердствуй там! — поглаживая короткую бороду, произнёс комендант.

— Будьте уверены, господин Коррадо, он заговорит, — с улыбкой в заблестевших глазах сказал Кобылин.

— Проваливай. Тебе сутки, чтобы развязать ему язык.

— Будет сделано! — вдохновенно кивая, произнёс комиссар и поспешил к двери.

Спускаясь по лестнице в сырые застенки, Кобылин что-то громко напевал, нарочно фальшивя. Приблизившись к заключённому, комиссар сделал жест охране, и те удалились.

— Ну что, дорогой? Поговорим? — заглядывая в измученные глаза Эстебана, спросил Кобылин.

Подвешенный на цепях гладиатор опустил голову. Потирая сквозь расстёгнутый ворот волосатую грудь, комиссар подошёл к печи и стал раздувать меха.

— Слышишь, как гудит пламя? — задыхаясь от усердия, сказал Кобылин. — Молчишь? Ну ничего. Сейчас ты станешь более словоохотливым.

— Чего тебе от меня нужно? — усталым басом вдруг спросил Эстебан.

— Где твои дружки? Что ты знаешь об «Оплоте»? Где собираются эти подпольщики?! — взглянув на узника, ответил вопросом на вопрос Кобылин.

— Тебе придётся пытать меня до смерти. Мне нечего тебе сказать, — со вздохом сказал Эстебан.

— Все так говорят. Пока я не делаю вот так… — произнёс Кобылин и, развернувшись к несчастному, приложил к его ноге раскалённый добела прут.

Эстебан, зазвенев цепями, дёрнулся. Скрежет зубов и звериный рык эхом заметались по темнице.

— Что ты знаешь об «Оплоте»?! Кто им руководит?! — брызгая слюной, зашипел Кобылин.

— Я никогда не слышал ни о каком «Оплоте». Я в городе только четыре дня. Проснулся у фермы в стоге сена. Неподалёку от кладбища. Клянусь, я не знаю, о чём ты спрашиваешь! — тяжело дыша, сказал Эстебан.