— Мы поднимемся, несмотря на погоду! — прокричал египтянин из салона. — Мистер Гиргис ждет нас к вечеру!
— Иди в жопу, чурка, — пробормотал Рейтер, выруливая с разворотом на пепельно-серую полосу. Штурман вернулся, закрыл дверь кабины и сел, пристегивая ремень.
— Как настроение? — спросил он, кивая на окно, за которым крепчал буран. Рейтер не ответил — только сбавил газ, мельком глянул на снежную круговерть и, сдавленно выругавшись, опять увеличил скорость.
— Берегите яйца, ребята, — процедил он и взялся за штурвал. — Сейчас будет трясти.
Самолет быстро набрал разгон, подпрыгивая и виляя на неровном покрытии полосы. Рейтер уперся ногами в педали, борясь с боковыми ветрами, — на открытом пространстве они прямо-таки сносили. При восьмидесяти узлах нос «Антонова» задрался вверх, но тотчас упал. Край взлетной полосы маячил так близко, что штурман заорал Рейтеру «отбой». Тот пропустил вопль мимо ушей и увеличил разгон до девяноста, ста, ста десяти. На последней секунде, когда стрелка показала сто пятнадцать, а полоса целиком исчезла под колесами, он рванул штурвал на себя. Нос «Ана» приподнялся, шасси несколько раз подпрыгнули на траве и нехотя оторвались от земли.
— Твою мать! — прохрипел штурман. — Ты, больной ублюдок…
Рейтер усмехнулся и закурил, выводя самолет сквозь облака к ясному небу.
— Расслабься, — сказал он.
Они заправились в Бенгази, на североафриканском побережье, и взяли курс к юго-востоку через Сахару. «Ан» шел на автопилоте, альтиметр показывал пять тысяч метров, пустыня внизу тускло мерцала в свете луны, словно отлитая из олова. Через полтора часа перелета они разделили на троих термос еле теплого кофе и несколько бутербродов. Еще через час откупорили бутылку водки. Штурман выглянул из кабины в салон.
— Дрыхнут, — объявил он и захлопнул дверь. — Оба. В полном отрубе.
— Может, заглянуть к ним в чемоданчик? — спросил второй пилот, отхлебывая из бутылки и передавая Рейтеру. — Пока они, как говоришь, в отрубе?
— Не лучшая мысль, — отозвался штурман. — У них пушки. Как минимум у Омара. Видел под пиджаком, когда его пристегивал. Не то «глок», не то «браунинг». Приглядываться было некогда.
Второй пилот закачал головой:
— Не нравится мне все это, ой как не нравится. Еще на взлете почувствовал — добра не жди.
Он встал, разминая ноги, прошел в тыл кабины, взял из стенного шкафчика брезентовую планшетку и уселся на место.
— Хочешь заснять мой хрен крупным планом? — спросил Рейтер, увидев, как тот, пошарив в сумке, достает фотокамеру.
— Прости, Курт, — объектив мелковат.
Штурман подался вперед.
— «Лейка»?
Второй пилот кивнул:
— «М-6». Купил пару недель назад. Думал, удастся поснимать в Хартуме. Никогда там не бывал.
Рейтер хмыкнул и, приложившись к бутылке, передал ее через плечо штурману. Второй пилот вертел в руках камеру.
— Помнишь бабу, которую я окучивал в последнее время?
— Толстозадую, что ли? — спросил штурман.
Второй пилот ухмыльнулся и помахал фотоаппаратом.
— Сделал с ней пару кадров перед вылетом.
Рейтер оживился.
— Каких кадров?
— Вроде художественных, — ответил второй пилот.