— Ты что-то говорил про крокодила… — напомнила запыхавшаяся Фрея, которая по-прежнему старалась не отставать. — И про змею.

— В текстах сказано про два проклятия, — ответил Флин, перепрыгивая через толстенный корень, проросший между плит мостовой. — «Да сокрушит лиходеев пасть Себека, и да поглотит утроба змея Апопа».

— И что это значит?

— Понятия не имею. Догоняй!

Ущелье сужалось. Вдоль аллеи с обеих сторон замелькали обелиски и сфинксы. «Пульс» Бен-бена бился часто и неумолимо, и все остальные звуки стихли: смолкли галдевшие прежде птицы, исчезло стрекотание и жужжание насекомых. Внезапно опустевшая долина словно вымерла, только пара стервятников по-прежнему кружила в вышине. Не только Фрея, но и Флин обратил на это внимание: он перешел на шаг, потом вдруг застыл, оглядел горы, деревья и помчался еще быстрее. Казалось, исчезновение живности напугало его чуть ли не больше грохота Бен-бена.

— Похоже, люди Молли тоже исчезли, — крикнула Фрея вдогонку. Она всю дорогу озиралась по сторонам и не заметила в подлеске ни одного темного силуэта, которые то и дело встречала по дороге наверх. В девушке поселилась надежда, что им удастся незаметно проникнуть в туннель и выбраться из оазиса.

— Они, наверное, все…

Броди встал как вкопанный. Слева от него вздымалась огромная финиковая пальма, справа — гранитная рука статуи, а между ними, посреди мощеной дороги, стоял наемник в бронежилете и камуфляжных штанах, заправленных в ботинки. Он целился точно в них из пистолета-пулемета «Хеклер и Кох». Из-за пальмы показался его напарник, тоже при оружии. Флин безмолвно взял Фрею за руку, и в тот же миг долина снова вздрогнула.

Молли Кирнан с детства любила салюты — каждый год, в День независимости, вся ее семья любовалась искрящимися цветными брызгами в ночном небе маленького городка Норт-Платт, что в Небраске. Повзрослев, Молли видела фейерверки побольше и по-масштабнее (особенно впечатляли те, что устраивали в Египте у пирамид, в честь празднования Дня нации), но ни один не шел в сравнение со зрелищем внутри стеклянной камеры.

Каждый гулкий, тяжелый удар Бен-бена сопровождался ослепительной вспышкой. За последние двадцать минут удары участились, и вспышки делались все ярче и интенсивнее. Спустя некоторое время Медоуз настоял, чтобы все надели антирадиационные очки, несмотря на экранированное свинцом стекло камеры. Камень стал порождать цветовые эффекты — сначала в виде слабых, едва заметных, мерцающих точек красного, синего, серебристого и зеленого цветов, которые вспыхивали и мгновенно гасли в темной толще глыбы. По мере того как удары учащались, игра цвета становилась все интереснее и продолжительнее. Точки превратились всполохи, а те — в вихри, и, наконец, весь камень запылал сияющим радужным калейдоскопом, а с его поверхности заструилась, как пар, густая аура насыщенного золотого цвета.

— Какая красота! — воскликнула Кирнан, хлопая от восторга в ладоши. — Боже, ничего прекраснее в жизни не видела! Что скажете? Разве я не права? Что может с этим сравниться?

Никто ей не ответил — все безмолвно наблюдали происходящее за стеклом. Принтеры и динамики молчали — электроника давно выгорела.