Бродил Мишка сам не свой, на Бородатого то и дело рявкал, Жука нет-нет да и обидит ни за что ни про что. Наступит на хвост и стоит, выражая полное пренебрежение. Жук лаял и мстил по-своему…

Красноармейцы заметили дурное настроение, в которое впал Мишка, и приняли меры к тому, чтоб развлечь уже самого артиста.

— Чего ему в обозе отираться? Из него же боец выйдет хоть куда! Придется стрельбе обучить…

И принялись обучать.

Сперва дело не клеилось. Если Мишке и удавалось успешно выполнять кое-какие артикулы с винтовкой — брать «на караул», «к ноге», взбрасывать «на ремень», вскидывать «на изготовку», — то стрельба на лад никак не шла. Мишка выражал решительный протест: не желал он не только сам стрелять, но и слышать выстрелов. Пальнули раз при нем из винтовки — Мишка быстрее ветра помчался и зарылся в стог соломы, что стоял возле дороги. Только задние лапы торчали наружу да дрожащий с перепугу куцый хвостик. Насилу извлекли оттуда артиста, всего в соломе, всклокоченного, злого.

— Ай да храбрец! Стыдись, Мишка. Красней перед Бородатым!

И правда, козел давно привык к стрельбе и не обращал на нее ни малейшего внимания: жевал себе свою жвачку да бородой потряхивал. А сонливый Жук, тот даже глаза раскрыть ленился, только поведет ушами, махнет хвостом, чтоб дать знать, что слышит и пренебрегает, — и все.

На Мишку выстрелы действовали иначе. Всякий раз он долго не мог очухаться и искоса поглядывал опасливо на каждую винтовку. По секрету сказать, животом маялся даже. Пришлось доктору-ветеринару черничным киселем его отпаивать.

Так началось обучение Мишки стрелковому делу.

Надо все же отдать должное Мишке: очень скоро он стал неузнаваем и так пристрастился к стрельбе, что Жук и Бородатый диву давались. То ли сознательность Мишкина тому причиной, то ли не хотелось ему отставать от друзей, но дня через три-четыре его уже не пугали винтовочные выстрелы, а там и пулеметные очереди перестали тревожить. Мишка спокойно, глаза не прижмурит, лежал возле пулемета и наблюдал, как посылалась в цель очередь за очередью. Даже патроны подносить научился. Пулеметчики ведут огонь, а Мишка коробки с лентами таскает. Целую груду схватит в охапку и несет, с ноги на ногу переваливаясь, покряхтывает, сопит.

Вскоре Мишка был зачислен в пулеметную команду и стал принимать участие во всех боях на передовой линии фронта. Ужасались белополяки, шептали: «Свента матка боска!»— крестились при виде необыкновенного бойца-пулеметчика. Знали, что за горкой стоит красный пулемет, но подавить его никак не могли. Бывало, замолчит пулемет, ни единым выстрелом не отзовется. И только это надумают белополяки атаку возобновить, чтобы занять горку, как видят — бежит по овражку удивительный боец, неуклюжий, кажется, волосатый, сутулый. От горки бежит на четвереньках, а обратно возвращается на двух ногах и несет охапку коробок с патронами. Несет и пригибается к земле: в тактике разбирается. Промелькнет он в овражке, тогда уж в атаку не ходи, — захлещет пулемет, вовсю застрочит, прорежет вокруг пространство стальными смертельными нитками. Попробуй сунься под эту нитку.