— Стало быть, господин Авдотьев воскрес из мёртвых? — с неуместной, как показалось Перелесову, иронией поинтересовалась секретарша.

— Нет, — сухо ответил он. — Господин Авдотьев не Иисус Христос, хотя… — на мгновение задумался, — чем-то был на него похож. Я полагаю, это его сын.

— Извините, — покинула кабинет секретарша.

Перелесов поднялся из-за стола, походил, разминаясь, по кабинету. Ему недавно исполнилось тридцать восемь. Привыкшее к бассейну, тренажёрам, теннису и горным лыжам тело томилось в кабинете, искало мышечной радости. Один универсальный (на все группы мышц) тренажёр Перелесов установил в комнате отдыха, но занимался редко. Министр и запах пота — вещи несовместные, как гений и злодейство.

Взгляд задержался на висящей на стене карте России. Осень в этом году выдалась светлой и тёплой. Ломаный солнечный луч преодолел двойные оконные рамы, позолотил карту, как ручку цыганки. Позолотил, правда, неравномерно. На Арктику, Сибирь и… приграничные территории, как на рембрандтовскую Данаю с небес пролился настоящий золотой дождь. А вот на Центральную — от Пскова до Урала — Россию, напротив, накатила мрачная нищая тень. Порыв холодного ветра вдруг ломанулся в окно с явным намерением выстудить (если не сдуть с карты) Центральную Россию. Данае впору было ожидать Зевса в шубе. Перелесов и так и эдак дёргал ручку окна, менял угол, пытаясь поймать ускользающий луч, но тщетно.

Он не сомневался, что сын Авдотьева (если, конечно, это он, а не какой-нибудь проходимец) явится ровно в назначенное время. Почему-то ему казалось, что точность — их семейная черта. Хотя, не сказать, что Перелесову были хорошо известны нравы, обычаи, да, пожалуй, и большинство членов этой семьи. Авдотьев жил на Студенческой улице в однокомнатной квартире тётки, лечившейся в психоневрологическом стационаре. Отец Авдотьева трудился в закрытом почтовом ящике, мать — бухгалтером в каком-то Доме культуры. Жили они, кажется, в Мытищах, но точно не в Москве. Последний раз Перелесов видел сына Авдотьева на похоронах самого Авдотьева — держал его на руках в ритуальном автобусе. Помнится, он тогда поразился, каким грустным, сосредоченным и… не похожим на отца было лицо младенца. Он не знал, зачем понадобился спустя столько лет сыну Авдотьева, но точно знал — не из-за денег и не из-за личных проблем.

…Огромная карта России висела в холле на первом этаже в доме господина Герхарда в Синтре под Лиссабоном. Перелесов спал на кожаном диване под этой картой, пока не перебрался в пентхаус на третьем этаже с видом на мавританскую крепость, воткнувшуюся каменным гребнем в зелёные холмы. В первое утро он проснулся рано и долго бродил по похожей на музейный зал — с камином, огромным старинным глобусом в деревянных перекрестьях, книжными стеллажами, клыкастой кабаньей головой и чучелом огромной гориллы (охотничьими трофеями господина Герхарда) — комнате, не зная, куда спрятаться от солнца. Карту, как жемчужный кокошник, увенчивала полноценная гнутая радуга. Перелесов не дышал и не шевелился, боясь спугнуть райскую радужную бабочку.