— Это что такое? — возмущаюсь во весь голос. — Почему я должна есть эту гадость!?

Презрительно тыкаю в сторону каши, надеясь, что не захлебнусь слюной во время своего спектакля.

— Или ешь, что дают, или ходи голодной! — довольный собой, отвечает главный зритель моей театральной премьеры, домомучительница отмалчивается в углу.

— Садист! — заломив руки, с печальной миной обвиняю его.

— Маргарет, забери еду у моей гостьи — командует тюремщик.

Упс, надо срочно исправлять ситуацию.

— Не надо! Я буду есть… эту… эту кашу. И прошу прощения… за свое поведение — типа смиренно говорю ему, опустив глаза в тарелку, а на самом деле просто не могу оторвать взгляд от вкуснейшей кашки, парующей и истекающей сливочным маслом прямо передо мной.

Хватаю ложку, пока этот жлоб еще че-нить не придумал, и бегом есть. Ммм, райское наслаждение — это не шоколадка «Баунти», а пшеничная кашка с маслом после почти двух суток вынужденного голода.

Потом дело и до овощей доходит. На вкус они оказываются гораздо лучше, чем на вид, а потому тоже спешно съедаются изголодавшейся мной. Отваливаюсь от стола, как пиявка от тела — сытая, счастливая и увеличившая в районе талии вдвое.

Масленым, довольным взглядом скольжу по тюремщику. Он сидит напротив с кислым выражением лица. По глазам вижу, чувствует подвох, но вот где его надули — пока не соображает.

— Раз ты уже поела, думаю, нам стоит поговорить — чванливо сообщает этот пафосный червяк.

Н-да… до умения подать себя и проморозить собеседника до кости, присущего Эдриану, этому… нехорошему человеку, еще плясать и плясать.

— Почему бы и не поговорить, если компания подходящая — лыбясь на все тридцать два зуба, соглашаюсь с хлебосольным хозяином, чтоб у него рыбная косточка в горле застряла!

Червяк открывает рот, чтобы низвергнуть на меня потоки отборной чуши, но вдруг почему-то краснеет и начинает лающе кашлять. Опачки… Подавился что ли? Надо бы похлопать. Поднимаю руки… и аплодирую…

Впрочем, аплодирую я недолго, потому что спектакль утомляет своим однообразием. Все время одна и та же красная рожа с выпученными глазами и открытым кашляющим ртом. Скучно.

Хотя вот, наконец-то, помощник режиссера Фрекен Бок, догадывается подбежать к артисту Больших и Малых академических театров со стаканом воды. Который благополучно выхлюпывается ей в физиономию судорожно дергающимся исполнителем главной роли.

Тихо, Яра, держи себя в руках и не ржи так громогласно! Можно только чуточку подхихикивать. Самую малость. В кулачек. Как благовоспитанная дама. Увы, не сдержавшись, начинаю ржать просто до слез с попыток домомучительницы налить второй стакан воды и снова впихнуть его в трясущиеся руки хозяина дома.

Вот есть люди, которые ничему не учатся. Все время делают одно и то же, надеясь на другой результат. Поэтому и Фрекен Бок, проморгавшись слипшимися от воды ресницами, опять наливает в стакан воду. Утопиться желает или что?

Устав наблюдать за этим бедламом, подхожу к исполнителю главной драматической роли, отодвигая нерадивую помощницу недрогнувшей рукой. Ну что ж, Шиповник, давай, помогай! И с размаху, щедро и с оттяжечкой хлопаю всей ладонью между лопаток страждущего. Вероятно, наподдав хорошо и колючками, иначе как еще объяснить, почему, едва дышащая жертва удушения едой, подскакивает на три метра над уровнем пола, грозя застрять головой в потолке?