— Лида, ты чего такая злая сегодня? — Парень в пальто подошел и обнял девчонку за талию. — Пристала к девчонке. Она, видишь, увидела Гая и забыла, что под ноги нужно смотреть. С кем не бывает!

Я тяжело выдохнула, опустилась на колени и продолжила собирать разлетающиеся на ветру белые листы.

— И ничего я не пристала! — Прозвенел обиженный голосок. — Мне на нее вообще плевать!

— Может, к Ромке приревновала? Так его ж на всех хватит.

— Чего-о?

— Да не смущайся ты. Гляди, он какой красавчик, приехал в дождь на тачке с открытым верхом, чтобы спор мне не проиграть. Только вот все равно проиграл.

— Руки убери, Дэн! — Попросила она.

— Да я тебя просто приобнял, лапочка. — Рассмеялся он. — Или это только Гаю теперь можно?

Я с трудом сдерживала предательские слезы, нагибаясь за каждым новым листком. Чувствовала, как сырая одежда противно липнет к телу, и почти задыхалась от нахлынувшей стремительной волной обиды.

— Слушай, как тебя? — послышался уже знакомый насмешливый голос над ухом. Гай. Перед глазами предстали его идеально белые, несмотря на осеннюю грязь, кроссовки. — Брось ты их уже, пусть валяются.

Он просто не понимал. Я не могла их тут бросить. По крайней мере, мне нужно было найти и спрятать от чужих глаз титульный лист.

— Нет. — Всхлипнула.

— Брось, говорю.

— Нет!

Мне хотелось, чтобы они все исчезли. Чтобы отстали от меня.

— Ну, как знаешь. — Бросил он, переминаясь с ноги на ногу.

— Что происходит? Почему все тут собрались? — Громыхнул откуда-то знакомый бас. — Настя?

Я не обернулась. Только еще быстрее начала собирать листы.

— Ежова? — Голос преподавателя по физической культуре Андрея Павловича приблизился и раздался теперь уже над моей головой: — Что это тут у вас?

Я лихорадочно продолжала хватать мятые сырые листы и прижимать их к груди. Все засуетились, отступая в стороны.

— Так. Расходимся. — Решительно сказал он. — Ты, Гаевский, хочешь помочь? Если нет, дуй на пары. И живо.

Послышались шаги, затем мягкий хлопок двери, мотор ожил, и красный спортивный автомобиль отъехал на несколько метров в сторону, чтобы там припарковаться.

— Что тут у тебя, Ежова? — Андрей Павлович наклонился, вглядываясь в мое лицо.

— Ничего. — Воскликнула слишком громко, выдав свое беспокойное, взвинченное и близкое к настоящей истерике состояние. — Просто.

И замолчала. Оставалось сграбастать в охапку еще пару листов.

Преподаватель сделал несколько шагов, поднял с асфальта то, что осталось от курсовой, и молча протянул мне.

— Спасибо. — Схватила.

Прижала к груди.

— Поторопись. — Вздохнул он, глядя на меня с жалостью. — Занятия вот-вот начнутся.

Отряхнул ладони.

— Угу.

Я развернулась и помчалась по лужам к мусорному контейнеру. Слезы застилали глаза, больно щипали веки. Было так чертовски обидно, что хоть не вой. «Ну, и видок, наверное, у меня. Без страха не взглянешь». Встала на носочки, бросила в урну целый ком смятых надежд и вытерла лицо сырым рукавом.

«Как теперь объясняться? А главное, где взять денег, которые нужны сегодня и срочно?»

Всхлипнула, развернулась и припустила ко входу в универ.

Уже на лестнице не удержалась и обернулась направо, где краснел большим пятном спортивный автомобиль. Гай стоял возле своей машины и курил. Я не могла знать точно, но почему-то была уверена — он провожал меня глазами. И от этой мысли по спине побежали мурашки. Трудно будет забыть этот взгляд — злой и холодный, забирающийся в самую душу. Но что я еще запомнила — это жар его ладони: та, словно назло ледяным глазам, была горячей и мягкой. Такой уютной, что не хотелось отпускать.