— Тебе нужно пойти к твоей девушке и все ей рассказать. Если любит, простит.
— Думаешь? — Я взглянул на сестру.
— Знаю. — Она прижалась лбом к моему плечу. — Просто скажи о своих чувствах. Плевать, если получится как-то коряво. Эта твоя Настя должна знать, что она для тебя значит многое.
— Она для меня — весь мир. — Поправил я.
— Тем более. — Улыбнулась Лена.
Я уставился в потолок:
— А если пошлет подальше?
— Попробуешь еще раз.
— А если снова откажет?
— Еще и еще. Пока не устанет отказывать.
— А если я ее достану до такой степени, что она меня прибьет?
— Ну, ты же говоришь, что жить без нее не можешь?
— Не могу.
— Значит, выбора у тебя нет.
— Нет.
— Тогда вперед.
— Нет. — Решительно ответил я, стараясь контролировать дыхание. — Есть у меня еще одно дело. — Поцеловал Ленку в лоб и вскочил с кровати. — Нужно старые дыры в карме залатать, а потом уже пытаться найти Настю.
Сорвал с себя одежду, вытащил из ящика чистую футболку, натянул и посмотрелся в зеркало. Змей Горыныч в лучшие годы и то посвежее, наверное, выглядел. Вот же беда…
— Лен. — Позвал сестру.
— Да? — Она все еще внимательно наблюдала за мной.
— Покормишь Серегу?
— Кого?
— Нашего с Настей ежа. — Кивнул на клетку.
— Уже! — Радостно спрыгнула с постели сестра.
Елена Викторовна встретила меня в коридоре. Дала бахилы, халат и проводила до палаты.
— Так что говорят врачи? Есть какая-то надежда? — Спросил ее с замиранием сердца.
— Никто не знает, Рома. — Женщина только пожала плечами.
— Она когда-нибудь очнется?
Елена Викторовна толкнула дверь и пропустила меня вперед.
— Может, да. А может, никогда. — Ее тихий вздох нарушил тишину. — Никто не знает, в каком состоянии она будет, если даже придет однажды в сознание. Иногда требуются долгие месяцы реабилитации, дорогостоящие препараты, оборудование, уход специалистов, чтобы вернуться к нормальной жизнедеятельности, а порой человек выходит из комы и довольно быстро возвращается к обычной жизни. Никогда не знаешь наверняка.
Я вошел в палату и замер. В мерном писке приборов и запахе медикаментов угадывалась атмосфера больничной палаты. В остальном же, это была просто комната, посреди которой на кровати безмятежно спала женщина. Бледное лицо было тронуто несколькими морщинами, а светлые волосы, извитые мелкими кудряшками, были аккуратно уложены в косу и покоились с правой стороны ее лица.
— А ее родные? У нее есть родные? Они навещают ее?
Я боялся подойти ближе, потому что внутри меня все сжалось от какого-то непонятного чувства. Казалось, что если увижу ее лицо вблизи, то вспомню все, точно это было только вчера. Вспомню ее лицо, залитое кровью, безвольное тело, руки, висящие плетьми, и запах гари, въевшийся в мою кожу почти насквозь.
— У нее есть брат и дочка.
— Маленькая? — Почему-то на ум пришло воспоминание о свертке с чем-то розовым, за который цеплялась женщина, пока еще была в сознании.
— Да нет. Как ты, наверное.
— Это хорошо. Я думал, она совсем одна.
— Хочешь побыть с ней?
— Я? А… эм… да. — Сглотнул.
— Тогда садись. — Елена Викторовна подвинула мне стул. — Поговори, если хочешь. Говорят, что они все слышат.