Кажется, я даже снова чувствовал запах крови на своей одежде, ощущал ее липкий жар на своих ладонях, и снова к горлу неумолимо подкатывала тошнота.
Вскочив, я помчался прочь по выложенной камнями дорожке к главным воротам. На бегу достал телефон и набрал Сурикова:
— Паш. — Сглотнул, продышался. — Дай номер мамы. Пожалуйста. Да, мне очень надо. Срочно.
Проклятые слезы подобрались к векам и принялись щекотать нос.
— Спасибо. — Скинул вызов, дождался сообщения с номером и тут же его набрал. — Алло. Елена Викторовна? Здравствуйте. Это Гаевский. Роман. Помните меня? Да. Все хорошо, спасибо. Да, передам. Я к вам с вопросом. Угу. Помните ту женщину? Да. Я ведь так и не узнал о ее судьбе. Как-то не до этого было. У нее все хорошо? Я просто хотел, чтобы вы нашли для меня ее адрес. Может, ей помощь какая нужна, я бы проведал ее. — Но от услышанного по спине мазнуло холодом. — Что? — Я замедлил ход и обернулся, еще раз оглядев здание больницы. — Боже, я ведь не знал…
Настя
Когда я поднялась в свою комнату в общаге, было уже почти девять часов вечера.
— Наконец-то! — Встретила меня Олька.
— А я надеялась, что ты не придешь, и мы оставим в покое эту идиотскую затею с вульгарными нарядами и унизительными кривляниями на танцполе! — Вздохнула Марина.
Надо признать, что выглядели девочки сногсшибательно. Оля и раньше не прятала свою красоту за очками и стянутыми в бублик волосами, а теперь и вовсе напоминала одну из забугорных актрис с этой шикарной голливудской волной, в блестящей модной кофточке и золотистой плиссированной юбке. А уж Савина — так та вообще не походила на себя прежнюю. Оказывается, ее фирменная култышка хранила в себе водопад из мягких волос длиной до поясницы. А ножки, торчащие из-под нового голубого платья, казались стройными и совершенно бесконечными, и даже несмотря на то, что колготы она выбрала непрозрачные, из плотного, толстого коричневого капрона.
— Я так устала, — выдохнула я, обреченно оглядев обеих подруг. Прошла, села на свою постель и посмотрела на них. — Можно, я не пойду?
— Размечталась! — Усмехнулась Олька.
— Хорошо, что я не дала себя марафетить. — Маринка жеманно откинула волосы с лица. — С трудом выдержала это дурацкое платье, а если бы еще лицо в штукатурке было, да все зря…
— Савина! — Прикрикнула на нее Оля. — Ты мне обещала, что не будешь гундосить! Неужели, нельзя один день потерпеть и побыть красивой?
— Красивой? — Та оглядела себя в зеркало. — И где красота? Волосы не прибраны, ноги открыты, вырез этот…
— Цыц! — Еремеева пригрозила ей пальцем. Затем подошла, села рядом со мной и погладила по плечу. — Давай, Ёженька, ты сейчас примешь душ по-быстрому, потом наденешь платье, которое я тебе приготовила, мы тебе реснички подкрасим и побежим? Ага? — Она взглянула на часы. — А то бедный Исаев нас полчаса под окнами ждет. И официальную часть мы уже пропустили.
Я оглядела ее красивое лицо. Ровный тон, яркие выразительные глаза, длинные реснички, розовый блеск на губах. Она казалась такой живой, юной и нежной, что мне стало неудобно быть причиной отмены ее похода на танцы. Не хотелось лишать подругу счастья повидаться с Кириллом.