Как это? А-а-а… Не может быть!.. Так не бывает!!!

Я опустил глаза. У меня не укладывалось это в голове. Не может такого быть. Я не правильно его понял…

— Ты сейчас сказал правду? — Голос предательски задрожал. — Ты любишь ее так, что ради ее счастья готов ее отпустить? Верно? — Он кивает. — Послушай, Рьмэн, ведь ты, наверное, еще не знаешь, что я — не из вилланов. Я сын и наследник сэра Ли из Вирисдэля. Я убил на поединке Франсуа Тайбуа. Племянника Гая Гисборна, знатного норманна. Люди Гисборна набросились на меня и посадили в тюрьму. Ночью мне удалось бежать, и вот уже год, как я здесь. В манор моего отца мне возвращаться нельзя — меня там сразу же схватят. Вот и брожу с молодцами старого Хэба…

— А ты дружить с настоящий бывший Робин?

Я слегка замялся. Ладно. Придется рассказать, ведь все равно узнает:

— Извини, Рьмэн Гудкхой, но… Нет, клянусь святым Климентом! Я не был его другом, как он не был моим! Он был дерзок, он с самого начала предлагал меня повесить, и потом Альгейда…

И я сбиваюсь и опять опускаю глаза. Наверное, стоило было бы уйти, чтобы не позориться, но что-то тянуло меня к этому Рьмэну.

— Я хотеть быть ты друг, Энгельрик. Ты хотеть быть я друг?

Он протягивает мне руку. Странный жест. Древний жест. Один монах, который пытался научить меня грамоте, рассказывал, что в древности, предлагая дружить или просто здороваясь, люди протягивали вперед правую руку, показывая, что в ней нет оружия. Откуда же ты, Рьмэн Гудкхой? Я прижимаю его руку к своему лбу, как принято у нас, благородных саксов, кладу ему свою правую руку на лоб и быстрой скороговоркой произношу старинную формулу дружбы, добавив в нее своего святого покровителя:

— Клянусь святым Климентом, я буду тебе верным другом Рьмэн Гудкхой! И никогда не возжелаю ничего твоего, кроме того, что ты разрешишь мне возжелать! Отныне, я — твое плечо, Рьмэн Гудкхой! Будь уверен во мне!

— И ты верить я. Я нет предать, нет бросить, нет оставить один ты. А если ты уметь дать Альгейда много счастья, чем я, и она быть с ты — пусть быть так!

Мы еще долго клялись друг дружке в вечной дружбе. А на следующий день я уже тренировал парней и общался с Робином на равных. Все-таки он настоящий Роб, а не та сволочь, которую, должно быть, уже расклевали виселичные вороны. Он не умел любить так, как Рьмэн.

И все те шутки про дьявольщину я стараюсь пресекать. Он не продавал душу, а умножил ее в себе.

Господи, помилуй его, ибо он добрый человек и явно благородного рода. Пресвятая Дева Мария, храни его, нашего Робина Гудкхоу.

Прошло еще месяца полтора — честно говоря, я сбился со счета дней после того, как оставил свой «Ролекс» в рюкзаке и он встал, — так вот по прошествии примерно полутора месяцев я решил, что пора нам на первую вылазку. Серьезную. Не пощипать купца на большой дороге, а всерьез, на чей-нибудь манор. Взять замок штурмом нам, ясен перец, не светит, но хоть посмотреть наяву, полюбопытствовать на тему слабых мест, да и попытаться прищучить какого-нибудь сёра — пусть не самого, так дружину ему подсократить.